Сельский стражник - Роман Феликсович Путилов
Но алкаши, бормоча что-то, развернулись и, поддерживая друг друга, поползли в темноту. Зачем они приползли? Хотели стекла побить, или на крыльце нагадить? В последнее время редко я заезжал в, опустевший по зимнему времени, поселок, и местная блатота несколько расслабилась. Надо завтра, с раннего утра пробежаться по адресам, взбодрить некоторых граждан, благо, что часть забот, в связи с моей «командировкой», с меня снялись.
Компания Плотниковой М. С.
— Что значит нет денег? — я с удивлением обернулся к хозяйке фирмы: — У нас с вами, Мириам Степановна, был договор. Мне деньги нужны…
— Всем нужны. — сегодня повелительница экскаваторов и бульдозеров смотрела на меня, как на просителя с улицы: — Денег нет. Возьми экскаватор на день. Во! Ты же кран на пневмоходу просил? Бери в любой день.
— Ладно. — кран мне действительно был нужен: — Значит, в суде у вас другой юрист будет?
— Почему? Паша, я же на тебя рассчитывала.
— Я бесплатно не работаю, и десять дней работы бульдозера мне не нужны.
— Паша, это стоит гораздо дороже. Найдешь, кому технику пристроить… Не будешь работать по бартеру, значит вообще ничего не получишь.
— Как знаешь, Марина, как знаешь.
Она что-то кричала мне вслед, но я не прислушивался, ушел не оглядываясь. Можно было поторговаться, выпросить часть суммы, но, я не захотел давать слабину. Выпрашивать каждый раз заработанное я е собирался. Очевидно, наличие ментовской крыши несколько вскружило голову моей бывшей приятельницы.
Здание Городского Сельского РУВД.
Начальник службы участковых вызвонил меня вчера, поздно вечером, что было неудивительно, так как ночевал я в помещении «опорника», привезя сюда старую электроплитку с открытой спиралью и металлический чайник. Поэтому, утром я входил в руководящий кабинет.
— Как дела, Павел? — по жизнерадостному виду моего временного начальника, я понял, что меня сейчас начнут опускать в дерьмо.
— Да все нормально, вроде, Николай Владимирович. Работаем, профилактикой занимаемся, с утра и до позднего вечера на участке нахожусь, с общественностью активно работаю.
— Да, слышал я, Паша, ты молодец. — начальник вильнул в сторону глазами: — Тут мне позвонили насчет тебя. Ты сделай, Паша, что должен. Оно, правда, лучше будет для всех…
— Николай Владимирович, я не понимаю. Я вроде бы все делаю, что положено…
— Паша, Паша, ну ты же понимаешь, что я совсем о другом речь веду. Паша, мне с большого управления звонили, им не отказывают.
— Николай Владимирович, я правда не пойму, о чем речь…
— Ладно, Паша, иди. Я все сказал, ты услышал. Парень ты взрослый, тебе жить.
Слежку за собой я засек, возвращаясь вечером в Клубничный. Зимой поселок пустел, как и дорога к нему. Серая, неприметная «копейка» болталась за мной на приличной дистанции, а перед самым поселком ее сменил оранжевый «Москвич».
Глава 20
Глава двадцатая.
Длинная ночь.
Ноябрь 1994 года.
Слежку за собой я засек, возвращаясь вечером в Клубничный. Зимой поселок пустел, как и дорога к нему. Серая, неприметная «копейка» болталась за мной на приличной дистанции, а перед самым поселком ее сменил оранжевый «Москвич».
Плохо было то, что я не видел, сколько человек сидит в преследующей меня машине. Не доезжая поселка, я свернул к одной из баз отдыха, что сейчас находилась в стадии активного превращения в коттеджный поселок. Под предлогом модернизации, новые, «эффективные» арендаторы бросились сносить хозяйственные постройки с дальнего края базы, в спешном порядке возводя там экологические избушки, стилизованные под старорусские терема. Домики возводили очень быстро и очень плохо, из непросушенного лесоматериала, да и с фундаментом были какие-то проблемы. Я не знаю, какие планы были у организаторов, но, то, что они не смогли поменять категорию земель я знал точно, поэтому, никакого разрешения на дробления единого участка базы отдыха на десятки частных землевладений им не светил, значит будут в следующем году лепить чудовищное нагромождение из полуправды и откровенной лжи, дабы вытянуть деньги из лоховатых «инвесторов», чтобы потом оставить из наедине с проблемами непонятного статуса их домов.
Я бросил машину у административного корпуса базы, в котором, тусклым светом, горело единственно оконце, и двинулся по расчищенной дорожке к двум теремкам, стоящим на отшибе, зашел за них, после чего, прячась за сугробами, метнулся к выезду с базы, где, за трансформаторной будкой мигнул сполох электрического света.
Оранжевый «москвич» приткнулся за снежным валом, потрескивая остывающим на морозе, корпусом, а из-за угла будки в сторону домиков выглядывал, сняв с головы рыжую, собачью шапку, какой-то парень.
Судя по всему, в «Москвиче» никого не было, следовательно, за мной следят не «наружка» ГУВД, а чья-то добровольная дружина. А это неправильно и не хорошо. Не должны какие-то «партизаны» безнаказанно следить за офицером МВД.
Парень так сосредоточился на домиках, к которым я ушел, что мои осторожные шаги услышал лишь с пары метров.
— Обернешься — стреляю! Ноги шире плеч, руки назад, головой уперся….
— Громов, не быкуй…- наблюдатель попытался обернуться, но грохот выстрела и визг пули, оставившей большую выбоину в сером силикатном кирпиче и унесшейся неизвестно куда, заставило его замереть.
— Паша, ты что творишь⁈ Это же я, Володя Муромцев. Ты что, не помнишь меня? Меня же Ирина…
Я пригляделся. Ну да, действительно, Володя, который получил неприятное ранение в ногу, когда вместе с Максимом Поспеловым решали мои вопросы с азиатами и прокуратурой. И домой я Володю раненого притащил, и Ирина оказывала ему неотложную помощь. Вот только с этих дней слишком много времени и событий произошло, и я уверен, что Володя следил за мной не с добрыми намерениями.
— И что? И что, что ты Володя? Ты за мной с какой целью следишь?
— Я оперуполномоченный уголовного розыска Городского управления Муромцев, служебное удостоверение во внутреннем кармане куртки! — заорал Володя, в надежде вертя головой, в надежде, что кто-то его крик услышит.
— Ты что орешь, дурашка? — заржал я: — Тут вам не Город, тут зимой нет никого и тебя никто не услышит. Сторож базы пьяный спит, а в тех домах люди весь вечер «видики» на полную громкость гоняют, им от местной тишины просто жутко здесь жить. Поэтому они или музыку,
