Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович
Начальник гауптвахты гостеприимно открыл дверцу погреба и оттуда сразу же высунулись на дневной свет несколько арестованных, в том числе и мой Субанов, которого два дня назад арестовал за пьянку. Погреб был бетонный и трёхэтажный, внизу было очень холодно, поэтому арестованные жили на верхнем этаже у дверей, где было теплее.
– Курков, вперёд, – я посторонился и контрактник, согнувшись, полез в дверцу, а Коля Бородуля до этого спокойно стоявший в нескольких шагах от нас, сделал несколько быстрых шагов и пнул ногой пьяного Куркова, который тут же исчез в полутьме подвала. С ужасом я увидел, как он мелькнул в зияющем отверстии в полу и с нехорошим шумом упал на самый бетонный низ погреба, пролетев по воздуху метра три.
Я повернулся к начальнику связи: – Коля, сволочь, что ты наделал? Ты же его всё-таки убил.
Николай и сам поняв, что перегнул палку, побледневший стоял у входа в погреб и пытался что-то сказать, но у него не получалось.
Я сунул голову в дверь погреба: – Субанов, слезь вниз и посмотри что там с Курковым, а то он уже второй раз «САМ» падает, – я сделал ударение на слово «сам», а Субанов мигом исчез внизу и через несколько секунд до меня донёсся глухой голос.
– Да, спит он, товарищ майор.
Погрозив Бородуле кулаком, я снова нагнулся в проём: – Субанов, положи под него какую-нибудь подстилку, а то ещё в холоде воспаление лёгких схватит.
Когда мы отошли от «губы» на большое расстояние, я высказал товарищу всё что думал о нём, о его пьянке и вообще о его поведении. Коля стоял смирно, не пытаясь оправдываться или пререкаться, лишь иной раз что-то мычал, но я его костерил, не останавливаясь.
На блок-пост вернулся часа через два и несмотря на головную боль и сильную усталость, сразу же собрал офицеров и прапорщиков батареи.
– Вот что, мои дорогие, хочу вам сказать. Я ещё здесь пробуду максимум неделю: то есть эту неделю я ещё буду командовать батареей. Конечно, и новый комбат тоже будет командовать. Но вот что мне с горечью приходиться констатировать: эти дни, которые вы прослужили в батарее прошли для вас зря. Вы не приобрели среди личного состава хотя бы какого-нибудь авторитета. И когда я уеду отсюда, боюсь, что наш любимый личный состав сядет вам на шею, потому что они перестанут чувствовать твёрдой руки, не кулака, а именно твёрдой руки, которая будет руководить жизнью подразделения. И капитан Волков останется один на один с солдатами.
Сейчас только я имею авторитет в батарее, только я могу навести порядок в батарее: но если они при мне, при моём авторитете, при том что они реально боятся меня – пьют, выпивают, правда прячутся. То что будет, когда я уеду отсюда? – Я повернулся к Волкову, – Юра, извини, но ты должен более активно, может быть, более жёстко входить в жизнь подразделения…
В таком духе провёл совещание ещё минут тридцать и лёг спать. Проснулся под вечер и почувствовал себя отдохнувшим: выпив водки и сняв головные боли, совсем пришёл в рабочее состояние. Волков, сидевший на крыльце салона и лущивший фисташки, доложил мне, что он сгонял во второй и третий взвода и, в принципе, технику и вооружение принял. С вещевым имуществом тоже всё понятно, осталось только провести сверку по службам, чем мы завтра и займёмся.
Пока мы так общались, на блок-пост заявился Рамзан, который не показывался уже дня два. Я представил своего заменщика, а потом Рамзан рассказал, что за эти дни произошло в деревне.
Выслушав главу администрации, попросил его достать блокнот и записывать, что сейчас продиктую.
– Рамзан, заменщик приехал и я уеду где-то через недельку. Остаётся последнее у нас с тобой мероприятие. Деревня должна мне накрыть стол, чтобы я в последний раз хорошо посидел со своими боевыми друзьями.
– Борис Геннадьевич, сколько будет человек? – Рамзан, деловито достал карандаш и блокнот.
– Пятнадцать, – глава администрации аккуратно записал число гостей, а дальше я стал диктовать, что деревня должна была приготовить. Когда дошёл до мясных блюд и сказал, что мяса с учётом шашлыков и других мясных блюд должно быть из расчёта один килограмм на человека, Рамзан «заскучав», закрыл блокнот и начал плакаться.
– Борис Геннадьевич, с мясом тяжело. Вы должны понимать, что всё-таки прошла война. Каждый понёс определённые потери. Борис Геннадьевич, мы всё сделаем, кроме мяса. Может быть, вы сами откуда-нибудь мяса привезёте? – С надеждой спросил чеченец.
– Рамзан, какие проблемы? Конечно, сам эту проблему решу: быстро и моментально. – Я повернулся к Волкову, который с интересом наблюдал за нами, – Юра, дай мне пожалуйста автомат.
– Борис Геннадьевич, – мигом забеспокоился Рамзан, – а зачем вам автомат?
Мимо нашего блок-поста в это время возвращалось деревенское стадо на ночь в село. Картинно передёрнул затвор, показал автоматом на стадо и продолжил: – Конечно, Рамзан, я сам этот вопрос решу. Сейчас выйду за дорогу и дам очередь по стаду, во весь магазин, что убью то моё, – поднял вверх автомат и дал короткую очередь в небо. Рамзан вздрогнув, быстро открыл блокнот.
– Борис Геннадьевич, мясо мы тоже предоставим. – Записав всё остальное, мы договорились, что стол будет накрыт 20 июня в 17:00.
На следующий день мы провели сверку по службам и я начал подписывать обходной лист, но тут столкнулся с другой проблемой, командир полка заявил: – Товарищ майор, пока в батарею не вернёшь свой БРДМ, отъезда не будет.
А через друзей узнал, что Командующий отдал мой «бардак» в комендантскую роту штаба группировки, так что пришлось идти на поклон к Сане с Костей и просить их, чтобы они как особисты поехали и забрали мою машину, заодно их тоже пригласил на отвальную. Пригласил, конечно, и Бородулю.
Когда подписывал обходной у начальника продовольственной службы, произошёл смешной случай. Неделю тому назад у него погиб начальник продовольственного склада, погиб нелепо, и глупо. Машина с прапорщиком поехала в Ханкалу за продовольствием и когда переезжала по небольшому мосту,
