История и миф - Юрий Викторович Андреев

всех тех, кто его видел или что-нибудь слышал о нем. С самого начала возникающие таким образом представления о том, что произошло, будут сильно между собой различаться. Возникнет множество версий одного события. Это хорошо понимали уже древние историки, например Фукидид. 2). Информация о событии попадает в источник. При этом событие неизбежно выделяется из цепи других связанных с ним происшествий, подвергается определенному истолкованию и ставится в связь с другими фактами, возможно, не имевшими к нему прямого отношения. Совершенно ясно, что полученное таким образом сообщение не способно отразить событие во всей его полноте, не адекватно ему, а нередко и прямо его искажает. 3). Рано или поздно источник попадает в руки историков, которые также могут исказить или неправильно оценить событие, и таким образом на уже имеющиеся неточности и неправильности наслаиваются все новые и новые ошибки. Но даже если представить ситуацию, так сказать, идеальную: историк ничего не исказил и ничего не примыслил в дошедшем до него сообщении источника — все равно он судит о событии так, как позволяет ему достигнутый в его время уровень научного исследования, его классовая позиция (всегда неизбежно ограниченная), наконец, чисто индивидуальные свойства его личности (склад ума и т. п.). Историки следующего поколения могут заметить в сообщении источника то, чего не заметили их предшественники, поскольку методика научного исследования все время совершенствуется, меняется сам подход к фактам, перспектива, в которой они оцениваются. Источник начинает «говорить» по-новому, когда сам историк подходит к нему с новыми вопросами и новой нетрадиционной методикой. Тогда в нем открываются новые факты или же факты уже известные освещаются с новой стороны. Можно поэтому сказать, что каждый исторический факт по сути своей неисчерпаем как из-за того, что существует множество подходов к нему, так и из-за непрерывно меняющейся перспективы, в которой рассматривается прошлое.

Уже упоминавшийся сегодня американский историк Беккер показывал это на примере такого хрестоматийного события, как переход Цезаря через Рубикон. Один этот кажущийся простым и элементарным исторический факт при ближайшем рассмотрении распадается на множество составных частей, каждая из которых тоже может претендовать на то, чтобы считаться особым историческим фактом. Получается, таким образом, что каждое событие заключает в себе, по выражению Беккера, «тысячу и один» факт. Само собой разумеется, что описать и составить ясное представление обо всем этом множестве взаимосвязанных фактов невозможно. Для большей наглядности Беккер ссылается на Дж. Джойса, который в своем знаменитом романе «Улисс» потратил более чем 700 страниц на описание одного, в сущности, незначительного события.

Конечно, для того чтобы должным образом понять исторический факт, его следует подвергнуть анализу, рассмотреть со всех сторон и во всех деталях. Здесь, однако, неизбежно возникает вопрос: в каких пределах возможно внутреннее дробление факта? Как заметил А. Я. Гуревич, на этом пути историка подстерегают две опасности: Сцилла поверхностности, когда исследуемый объект вообще не расчленяется на составляющие его части и дается лишь суммарное его описание, и Харибда впадения в «дурную бесконечность», чрезмерного увлечения деталями, которые превращаются в самоцель, так что историк не видит «за деревьями леса». Эти соображения вплотную подводят нас к проблеме типологии и отбора исторических фактов. Как и по каким признакам отличить, скажем, факт-событие от факта-процесса, факт единичный от факта массового, наконец, факт существенный от факта несущественного? Разумеется, ответить на каждый из этих вопросов может лишь конкретное исследование. Каждое исследование есть результат сложного взаимодействия двух факторов: объективного и субъективного. Объективный фактор — это предмет исследования, т. е. сами факты, подлежащие оценке. Субъективный фактор — это личность исследователя. Уже приступая к исследованию, ученый производит в уме предварительную прикидку, распределяя имеющийся у него материал по категориям и группам фактов, отделяя, например, важные факты от второстепенных. Эта операция предполагает, что в его голове уже имеются какие-то предварительные или, как обычно говорят, рабочие гипотезы. Однако факты, как говорится, упрямая вещь. У них есть своя самостоятельная логика, и поэтому они всегда оказывают сопротивление теоретическому насилию, не желая укладываться в рамки априорных, т. е. заранее заготовленных схем и конструкций. Если историк самокритичен, наделен достаточным чувством ответственности за свои действия, он почувствует это сопротивление материала и постарается внести какие-то изменения и поправки в свою рабочую гипотезу или даже совсем откажется от нее. При этом выстроенная исследователем иерархия фактов может существенно измениться: факты, считавшиеся второстепенными, могут выдвинуться на первый план, первостепенные же, напротив, отойти в тень.

Таким образом, факты не «нанизываются» на нить, заранее натянутую историком, не выдумываются им. В процессе исследования обнаруживаются объективные отношения между фактами, отношения, которые историк не создает, а вскрывает.

Итак, что же такое исторический факт? В марксистской литературе существует довольно много определений этого понятия, которые нередко не совпадают между собой, а иногда и прямо противоречат друг другу. Так, А. Я. Гуревич в статье, которая так и называется «Что такое исторический факт?»[2], приходит к такому выводу: «Исторический факт — это то событие или явление прошлого, сведения о котором (т. е. отражение в источниках, всегда в той или иной мере неадекватное и неполное) сохранились, получают оценку историков как имеющие отношение к изучаемой ими проблеме, интерпретируются ими в свете этой проблематики, включаются в систему закономерных связей». Обращает на себя внимание известная двойственность этого определения. С одной стороны, исторический факт есть нечто объективно существующее, независимое от сознания воспринимающих людей. С другой стороны, историческим факт может считаться лишь в том случае, если он стал достоянием истории, т. е. если о нем сохранилась хоть какая-то достоверная информация. Если такой информации нет, значит, и сам исторический факт не существует. Правда, Гуревич тут же оговаривается, указывая, что данное им определение исторического факта приблизительно и неполно, т. к. оно не охватывает тех фактов, о которых нет никаких упоминаний в источниках. Но если эти факты тоже считать историческими, тогда, очевидно, придется отказаться от сформулированного таким образом определения.

Другое определение предлагает В. С. Библер в статье, опубликованной в том же самом сборнике: «Реконструкция исторического факта — это процесс освоения, с точки зрения своей эпохи, всего того движения, пробега всемирной истории, который фокусируется вокруг изучаемого факта и который выступает сегодня не в качестве “снятого” культурного наследия, но в качестве “относительной одновременности” (ср. Эйнштейн) прошлых и одновременных событий». Сказано красиво, но в чем смысл этой несколько высокопарной тирады?

Сам Библер приводит такой конкретный пример, который призван раскрыть и проиллюстрировать его мысль. Реальный философ Сократ, живший в Афинах во второй половине V в. до н. э., нам неизвестен. Мы знаем о нем лишь со слов его учеников