Рабыня Изаура - Бернарду Жуакин да Силва Гимарайнш
– Браво! – прервал его Леонсио, забавляясь. – Для своих лет ты изрядный моралист. Но пусть это тебя не тревожит, мой мальчик, твоя сестра не испытывает беспокойства, и ей нравится, когда обращают внимание на Изауру и восхищаются ею. Она права, Изаура – предмет роскоши, который следует постоянно держать в гостиной. Ты же не хочешь, чтобы я отправил на кухню свои венецианские зеркала?
Малвина, появившаяся из внутренних комнат, веселая и свежая, как апрельское утро, прервала их разговор.
– Добрый день, сеньоры ленивцы! – прозвучал ее серебристый, как трель жаворонка, голосок. – Наконец-то вы встали!
– Ты сегодня очень весела, дорогая, – улыбаясь, ответил муж, – что же, ты увидела какую-нибудь зеленую птичку с позолоченным клювом?
– Не видела, но, вероятно, увижу. Мне действительно весело, и я хочу, чтобы сегодня у всех в доме был праздник. Это зависит от тебя, Леонсио. Я рада, что ты уже встал, так как хочу тебе сказать кое-что. Я должна была высказать это еще вчера, но обрадовалась встрече с моим неблагодарным братом, с которым мы так давно не виделись, и забыла.
– В чем дело? Говори, Малвина.
– Ты помнишь, что ты мне обещал? Это обещание пора наконец исполнить. Сегодня я непременно хочу и требую его исполнения.
– В самом деле? Но что это за обещание? Не помню.
– Ты хитришь! Ты не помнишь, что обещал мне освободить…
– A-а! Припоминаю, – нетерпеливо оборвал ее Леонсио. – Но говорить об этом сейчас? В ее присутствии? Зачем ей слушать этот разговор?
– Но что в этом дурного? Хорошо, пусть будет по-твоему, – ответила молодая женщина, взяв Леонсио за руку и уводя его во внутренние покои дома. – Идем, дорогой! Энрике, подожди нас немного, сейчас я распоряжусь, чтобы подавали кофе.
Только с приходом Малвины Изаура заметила молодых людей, наблюдавших за ней и тихонько шептавшихся в дверях гостиной. Услышав несколько слов из разговора Малвины с Леонсио, она ничего не поняла. Когда же они удалились, Изаура тоже поднялась и направилась к двери, но Энрике остановил ее жестом.
– Что угодно сеньору? – спросила она, скромно потупив взор.
– Подожди-ка, девочка, мне надо тебе кое-что сказать, – ответил юноша и, не говоря более ни слова, подошел к ней вплотную, не сводя с нее глаз, очарованных ее восхитительной красотой. Энрике невольно испытывал робость перед ее благородным, лучащимся ангельской нежностью обликом.
В свою очередь онемевшая от удивления Изаура тоже смотрела на юношу, терпеливо ожидая, что он хочет сказать. Наконец Энрике, будучи от природы человеком уверенным и решительным, как бы очнувшись, вспомнил, что Изаура, несмотря на все свое очарование, всего лишь рабыня. Он понял, что оказался в смешном положении, онемев перед ней в неподвижном созерцании, склонился к девушке и бесцеремонно взял ее за руку.
– Мулаточка, – сказал он, – ты знаешь, какая ты колдунья? Моя сестра права. Жаль, что такая красивая девушка всего лишь рабыня. Если бы ты родилась свободной, то, несомненно, могла бы царить в любой гостиной.
– Хорошо, хорошо, сеньор! – ответила Изаура, высвобождая свою руку. – Если вы собирались сказать мне только это, позвольте мне уйти.
– Подожди немного, не будь такой жестокой. Я не причиню тебе зла. Я бы дорого дал, чтобы добиться твоей свободы и вместе с ней твоей любви! Ты слишком изнежена и слишком красива, чтобы оставаться в неволе. Кто-нибудь непременно освободит тебя, но я бы не хотел, чтобы ты оказалась в руках человека, который не сумеет по достоинству оценить тебя, моя Изаура, пусть же брат твоей госпожи из рабыни сделает тебя принцессой…
– Ах, сеньор Энрике, – с досадой возразила девушка. – Вам не стыдно волочиться за рабыней, служанкой вашей сестры? Вам это не к лицу. Так много красивых девушек, за которыми вы можете ухаживать.
– Нет. Я не встретил ни одной, которая могла бы сравниться с тобой, Изаура, клянусь. Знаешь, Изаура, никто, кроме меня, не сможет добиться твоей свободы. Я могу заставить Леонсио освободить тебя, поскольку, если не ошибаюсь, уже догадался о его постыдных намерениях, и обещаю тебе, что не дам им осуществиться. Я не могу допустить этой низости. Кроме свободы, ты получишь все, что захочешь: шелка, драгоценности, кареты, рабов для услуг, – а во мне ты найдешь страстного любовника, который всегда будет верен тебе и никогда не променяет ни на какую другую, даже самую красивую и богатую девушку, потому что все они, вместе взятые, не стоят твоего мизинца.
– Боже мой, – воскликнула Изаура с легкой досадой, – такое благородство приводит меня в ужас. Это могло бы вскружить мне голову. Нет, мой господин, поберегите свое красноречие для той, которая заслуживает его. Я же пока довольна моей участью.
– Изаура! К чему такая жестокость!.. Послушай, – сказал юноша, протягивая руку к шее Изауры.
– Сеньор Энрике, – воскликнула она, уклоняясь от объятий, – ради бога, оставьте меня!
– Постой, Изаура! – настаивал молодой человек, не оставляя попытки обнять ее. – Ах, не говори так громко! Один поцелуй… только один, и я отпущу тебя.
– Если вы будете настаивать, я закричу. Ни на минуту невозможно остаться одной, обязательно кто-нибудь нарушает мой покой своими признаниями, которые я не желаю слушать…
– Ах! Какая надменность, – воскликнул Энрике, изрядно раздосадованный упорством девушки. – Не верю глазам своим! У тебя пренебрежение настоящей сеньоры! Не сердись, моя принцесса.
– Перестаньте, сеньор! – вскричала девушка, потеряв терпение. – Мало того что сеньор Леонсио, теперь еще и вы…
– Как? Что ты сказала? Леонсио тоже? Я чувствовал это! Какая низость! И ты благосклонно внимаешь ему, не так ли?
– Так же, как и вам!
– Надеюсь, Изаура, что твоя преданность любящей тебя госпоже не позволяет тебе слушать этого безнравственного человека. Я же другое дело, почему ты жестока ко мне?
– Я жестока к моим господам! Вот еще, сеньор, ради бога! Не надо смеяться над бедной невольницей.
– Нет. Я не смеюсь… Изаура! Послушай… – настаивал Энрике, пытаясь обнять и поцеловать ее.
– Браво! Брависсимо! – раздался в гостиной возглас, сопровождаемый громким демоническим смехом.
Энрике, застигнутый врасплох, обернулся. И его любовное волнение мгновенно замерло в глубине сердца.
Леонсио стоял в дверях гостиной, скрестив руки, и смотрел на него, усмехаясь самым оскорбительным образом.
– Замечательно, сеньор шурин! – издевательски продолжал Леонсио тем же насмешливым тоном. – Кажется, вы проповедовали высокую мораль, а теперь волочитесь за моими рабынями! Вы благородны… Умеете
