Событие в аду - Рюноскэ Акутагава
– Итак, отдай мне твою жизнь. Я тотчас же последую за тобою.
Губы мужа чуть шевельнулись. Конечно, голоса его не было слышно: рот у него был забит листьями. Но я сразу же поняла смысл того, что он хотел сказать. Все с тем же выражением презрения, муж бросил мне только одно слово: убивай.
Не помня себя, я с одного маху вонзила кинжал в его грудь, прикрытую кубовым «суйканом». Должно быть, после того я опять лишилась чувств. Когда же я пришла в себя и огляделась по сторонам, то муж лежал уже без дыхания, по-прежнему связанный веревкой. На его лице играл последний луч заходящего солнца, который пробивался сквозь ветки кедров, разбросанных среди бамбука. Захлебываясь рыданиями, я освободила мужа от веревки и бросила ее рядом. А потом… Что было со мною потом! Избавьте, у меня нет сил рассказывать больше. Так или иначе, но я не могла собраться с духом, чтобы покончить с собою. Я пробовала приставлять кинжал к горлу, бросалась в пруд под горою, перепробовала всяческие способы, и все же, как видите, осталась жить, – конечно, не на радость самой себе. (Печальная улыбка)… Неужели даже премилосердная Канззон Босацу [Буддийское божество милосердия] отвратила свой лик от меня, несчастной. О-о, что же, что же я буду делать, – убийца своего мужа, растоптанная… поруганная злодеем. Что же мне… мне… (Судорожные рыдания).
Рассказ загробного духа в устах прорицательницы
– После того, как разбойник овладел моей женой, он расположился тут же, рядом с нею, и стал говорить ей разные слова утешения. Я, разумеется, не мог пошевельнуть даже языком. Тело мое оставалось по-прежнему прикрученным к корням кедра. Но я несколько раз пытался подать жене знак глазами: не принимай за чистую монету слов разбойника. Что бы он ни говорил, знай: все это ложь. Вот, что я хотел сказать ей. Но жена сидела, понурясь, на листьях бамбука и не сводила взора со своих колен. Мне стало даже казаться, что она внимательно прислушивается к речам разбойника. Прилив ревнивой злобы заставил меня заметаться на месте. А разбойник, меж тем, продолжал искусно плести нить своей речи.
– Раз твое тело осквернено, – говорил он, – брось надежды, отношения твои с мужем уже не наладятся, как прежде. А чем жить с таким мужем, не лучше ли тебе сделаться моей женой. Ведь и меня толкнуло на этот шаг не что иное, как чувство: ты для меня стала милее всех на свете.
– Да, у разбойника хватило наглости заговорить даже об этом.
Последние слова его заставили жену поднять голову. Она смотрела на него, словно зачарованная. Я никогда еще не видел ее такой прекрасной, как в ту минуту. Но как вы думаете, что ответила разбойнику моя прекрасная жена, имея перед глазами связанного мужа? Теперь, витая в пространстве между двух миров[По буддийским верованиям душа после смерти не сразу обретает новую загробную жизнь, в некоторое время витает в мрачном пространстве между земным и загробным миром] я все еще загораюсь ненавистью, как только вспоминаю ее слова. Вот что ответила она: «Возьми меня, я пойду за тобою, куда угодно». (Длительная пауза). Но это еще не все. Будь за женою один лишь этот грех, я не мучился бы здесь во мраке так, как мучаюсь теперь. Слушайте, что было дальше. Жена, словно во сне, протянула руку разбойнику и послушно двинулась было за ним из зарослей, как вдруг обернулась ко мне, прикрученному к корням кедра, страшно изменилась в лице и, указывая на меня пальцем, несколько раз воскликнула, словно безумная: «Убей этого человека! Пока он жив, я не могу быть с тобой. Убей его!..» Эти слова еще и теперь, подобно урагану, готовы сбросить меня в мрачную бездну. Скажите, когда еще срывались с человеческих уст слова более отвратительные! Когда еще касались человеческого слуха такие адские слова! Когда?…. (Внезапный взрыв сардонического смеха). Даже разбойник и тот побледнел, когда услышал это. Жена же, ухватившись за его руку, продолжала кричать: «убей его, убей!»
Разбойник долгим взглядом посмотрел в лицо жены, не отвечая ей ни «да» ни «нет». И вдруг, – это произошло в какое-нибудь мгновение, – жена, как мяч, покатилась на листья бамбука от пинка его ноги. (Вторичный взрыв сардонического смеха).
Разбойник, скрестив руки на груди, обратился ко мне: «Говори, что сделать с этой женщиной: умертвить ее? помиловать? Говори, – в ответ достаточно кивка головы – убить?» – Уже за одни эти слова я готов был простить разбойнику его преступление. (Опять длительная пауза).
Пока я колебался в нерешимости, жена вдруг что-то закричала и бросилась бежать в чащу кустов. Разбойник тотчас же пустился за ней в погоню. Но ему, по-видимому, не удалось коснуться даже ее рукава. Вся эта сцена, словно видение, промелькнула у меня перед глазами. Жена скрылась из виду, а разбойник, спустя немного, вернулся обратно. Он подобрал мой меч, лук, стрелы и сделал в одном месте надрез на связывавшей меня веревке.
– Ну, теперь черед за мною, – помню, пробормотал я, когда фигура разбойника исчезла в бамбуковой чаще.
Освобождаясь от веревки, я попробовал насторожить свой слух. Кругом царила полная тишина. Впрочем, был слышен как будто чей-то плач. Что же оказалось? Этот плач был мой собственный. (В третий раз продолжительная пауза). Я с огромным трудом поднял свое изнеможенное тело с корней кедра. Передо мною, поблескивая, лежал оброненный женою клинок. Я поднял его и одним взмахом вонзил себе в грудь. Какой-то ком, пахнущий свежей кровью, подкатил к моему горлу, но никакой боли я не ощутил. Я почувствовал только холод в груди, да кругом стало еще тише. О-о, какая это была тишина! Ни одна пташка не пролетала, щебеча в небе, над этой бамбуковой зарослью, укрытой за горою. Только одинокий луч солнца блуждал где-то за кедрами. Луч солнца!.. – Наконец, погас и он. Уже не видно было ни кедров, ни кустов бамбука. Я повалился на землю, чувствуя, как меня медленно окутывает саваном глубокая тишина.
Кто-то в это время осторожными шажками приблизился ко мне. Я хотел взглянуть на небо. Но меня уже окружал мрак. Этот кто-то невидимой рукой тихонько вытащил кинжал из моей груди. И в тот же самый миг я почувствовал, как кровь
