Живое свидетельство - Ислер Алан
— Я так понимаю, что лорд Палмерстон тоже был членом?
— Что?
— Ну, третий виконт. Генри Джон Темпл. Дело Пасифико? Дипломатия канонерок?[36] Он еще был министром иностранных дел в правительстве вигов при Грее и Мельбурне. Ну же, Робин! Он наверняка был членом «Реформ». Слушай, ты просто обязан устроить мне членство.
Я читал так называемый роман Стэна и был абсолютно уверен, что если измена и имела место, то это Филлис его трахала. Филлис, насколько я помнил, была не из тех, кто занимает, так сказать, позицию снизу. Но пора было вернуться к нашей беседе.
— Ты, Стэн, начал рассказывать про Саскию.
— Ах, да, Саския. Так вот. Они с Филлис вместе снимали квартиру. Познакомились они в Университете Смита, где Филлис получила стипендию. Обе были в «Фи Бета Каппа», обе получили диплом с отличием. И продолжали общаться. В какой-то момент поселились вместе, в Виллидж, в доме на Кристофер-стрит. К тому времени Саския уже начала раскручивать свое агентство. Она уже заполучила Макса Пардо и Луизу Джейнуэй и подбиралась к Назиму Джебрилу, которого в конце концов тоже заполучила. А Филлис решила, что мне полезно будет пообщаться с Саскией как с психологом. Смешно вспомнить, Филлис считала, что мне нужно расслабиться. Я был слишком скованный, никак не хотел отдаться на волю волн.
— Значит, ты изменил не только Хоуп, но и Филлис, и трахнул Саскию?
— Не так все просто, Робин. — Стэн покосился по сторонам, проверяя, кто может слышать наш разговор. Ближайший к нам член клуба тихонько похрапывал у камина. Стэн окинул меня взглядом, словно прикидывал, смогу ли я понять то, что он собирался рассказать. — Филлис с Саскией были любовницами, — шепотом сообщил он. — Они хотели делить меня между собой. Некоторое время я пытался. А почему бы нет! Но по сути я все-таки не такой. Самому мне наблюдать нравится, а когда за мной наблюдают — нет. Тем временем я влюбился в Саскию. Поставил им ультиматум, и — опа! — вот что мы имеем.
Стэн, забыв про манеры, победно фыркнул.
— А вот и она явилась! — радостно воскликнул он: на нас надвигалась Саския.
Как развязка в старинной комедии?[37] Во всяком случае, мне показалось, что так же стремительно. Идет она походкой величавой. Саския с нашей последней встречи действительно прибавила килограмм-другой. Кто-то, может, назвал бы ее полной.
— Милая! — воскликнул Стэн. Мы оба встали, он нас представил. — Робин говорит, вы встречались несколько лет назад на одной из здешних вечеринок.
— Вряд ли.
— У Хайеттов в Челси? Обри и Лейла, она кто-то на телевидении, — напомнил я.
— Я их не знаю.
— Сэра Обри Хайетта не знаете?
— Нет.
Она стояла спиной к Стэну и корчила мне угрожающие гримасы.
— Ну что ж, — сказал я. — Видно, я ошибся.
Набрав возраста и дородности, она стала только привлекательнее, прежде суровая, насколько мне помнилось, красота стала мягче. В ее воронова крыла волосах эффектно выделялась седая прядь. Губы у нее были полные, бледные, без капли губной помады. Как она могла связать себя со Стэном? Когда Стэн, следуя моим указаниям, отправился, как он выразился, в «комнату для мальчиков» и мы остались наедине, я не упустил возможность спросить именно об этом.
— В Стэне много того, что видно не сразу, — сказала она.
— Да? И что именно?
Она нахмурилась.
— Он уже перешел от научных книг к коммерческим. Его Милле и Копли имели большой успех. Копли особенно хорошо продавался, его выбрали в трех книжных клубах, он вышел на финишную прямую в борьбе за Национальную книжную премию. Ну да, выиграл «Босс Твид» Керра, но это только потому, что американцам интересен Твид[38]. Весной Копли выйдет здесь, и перспективы самые благоприятные, я серьезно. Стэна нужно направлять в его карьере, а это уж я умею. Он непременно станет биографом мирового класса, его имя и книги будут знать везде. Вот сейчас он занимается Джоном Сингером Сарджентом. Сарджент станет бомбой. Ты вспомни Сарджента, Робин! Подумай, что он значит. Американец, родился в Италии, жил в Англии, выставляли его по всему миру. Кое-что для каждого. Слыхал о таком?
— Так ваши отношения в основном деловые?
Она провела кончиком языка по губам. Улыбнулась, подмигнула мне.
— В основном, но не только. У Стэна есть и другие таланты, о которых я из скромности умолчу.
Выражение моего лица выдавало мой скепсис. Наверное, и отчаяние тоже.
— Говорила я тебе, не стоит его недооценивать.
Я сменил тему:
— А зачем тебе понадобилось скрывать, что мы знакомы?
— Сегодня утром я виделась с Теренсом.
— Теренс это кто?
— Теренс Аддо.
— А, студент из Ганы, если, конечно, память меня не подводит.
Почему-то, общаясь с американцами, я вытаскиваю из памяти выражения, которые давно никто не использует.
— Он сейчас какая-то важная шишка в посольстве. — Она словно купалась в лучах его славы. — Вот он кто, наш черный Адонис!
— И?
— И — Стэн не мог бы понять про Теренса. Пока что.
— Это ты про сегодняшнюю утреннюю измену? Понятно. А ты рассчитываешь со временем научить его покладистости.
— Слушай, ты когда-нибудь повзрослеешь? — скривилась она.
Конечно, она была права. Мое резонерство, понял я, только от ревности. Спешу добавить, не к Теренсу Аддо с его ослепительной улыбкой и пижонским моноклем, с ним я всего-то обменялся рукопожатием в те далекие времена, случайная встреча со светским человеком, но, стыдно признаться, к Стэну Копсу, Рыцарю Нудного Образа, которому каким-то образом удалось ее заинтересовать. Ради всего святого — Стэн! Он, должно быть, исторгал в окружающую атмосферу тучи феромонов — я видел на Таймс-сквер рекламу сигарет, гигантскую голову, которая так же истово испускала ровные кольца дыма (или это был пар?) на головы прохожих. Да уж, видно, женщин он привлекает никак не внешностью. И раз уж я вспомнил Нью-Йорк, уместно будет спросить себя по-ньюйоркски: а я сам что, рубленая печенка, пустое место?
— Твоя тайна умрет со мной, — я постарался произнести эти изношенные временем слова с легкой скукой. — Хочешь вести двойную игру — ради бога, не мне тебя судить. А вот и он явился, — продолжил я: к нам шел Стэн. Да-да, я помню: эти же слова произнес и Стэн. Это можно было бы расценить как нашу с ним общую шутку, а можно и счесть темой для фрейдистского анализа — выбирайте сами. Я встал. — Ну что ж, может быть, пойдем подкрепимся?
Через два дня Саския позвонила мне — телефон она взяла у Тимоти Хьюза, моего агента, с которым, как выяснилось, была знакома. Что для одного агента предательство, для другого — цеховая любезность. Тимоти мог бы и выступить как посредник и не сообщать моих личных данных.
Дыхание Саскии, несшееся по телефонным проводам, таило обещание пылкой страсти.
— Стэн пошел в Тейт, оттуда в Британский музей, в читальный зал. Он собирает материал к Сардженту. Его не будет весь день.
Так я все-таки не пустое место! И я тотчас простил Тимоти за разглашение личной информации.
* * *Я еще один раз виделся с Саскией и Стэном перед их возвращением в Нью-Йорк. Это была не та встреча — как мог бы написать в своих мемуарах Стэн, — когда гармонические волны дружбы, исходившие от обоих, могли преодолеть диссонирующие вибрации, которые невнятно испускал я. Собственно говоря, я вообще не собирался встречаться со Стэном. Я был им по горло сыт. Горя желанием вновь увидеться с сочившейся похотью Саскией, которая, так сказать, еще трепетала от наших сравнительно недавних и весьма гимнастических совокуплений, я пригласил ее на файфоклок в «Бинки» на Олд-Бромптон-роуд — заведение это сделала популярным покойная принцесса Диана, в ту пору просто модная девица из высшего общества, и оно весьма удобно находилось совсем рядом с моей квартирой на Болтон-Гардене. Саския была пунктуальна. Подходя к «Бинки», я увидел, как она расплачивается с таксистом. Она была великолепна, восхитительна, в длинной норковой шубе и в таких же меховых наушниках. Страстное объятие, которым она меня одарила, долгий, жадный поцелуй, вот так, при свете дня и на всеобщее обозрение — среди нынешней молодежи (возможно, и уже среди тогдашней) дело обычное, но совсем необычное для людей моего поколения, — давали обещания столь явные, что я чуть было не предложил забыть про чай и отправиться прямиком ко мне, где ждали охлажденное мной шампанское и постель, еще только ждавшая, что ее согреют. Она взяла мою руку в свою, она облизнула пухлые рубиновые губы, она сказала:
