Дикие питомцы - Медланд Амбер

Au revoir, à bientôt[27], воздушные поцелуи.

Они машут Лекси вслед, пока такси не скрывается из виду. Убер, миледи?

Я с удовольствием пройдусь пешком.

Мы же не хотим, чтобы твои милые ножки устали.

Да все в порядке.

Айрис поднимает на Сэма глаза, очень довольная тем, как все прошло. Ее почему-то расстраивает, что у Лекси все так отлично складывается. Выбросив эту мысль из головы, она просовывает руку Сэму под локоть. Они проходят мимо парка Вашингтон-сквер, и Айрис указывает на темную живую изгородь – станция метро же в той стороне, верно?

Впервые она представляет, как ей добраться до дома. Сэм отвешивает поклон живой изгороди, потом бездомному и провозглашает – дай пять! Леди и джентльмены, наконец-то она начинает осваиваться.

4

До начала занятий остается еще две недели, в квартире пахнет хот-догами из расположенного под окном киоска. Сэм прислоняется к стене возле письменного стола. Несколько минут он стоит, заложив руки за голову, словно изучает план здания. А потом неожиданно бьет по стене кулаком. Костяшки врезаются в бетон с тихим печальным звуком, если бы Айрис не наблюдала за ним, она бы ничего не услышала. Она вскрикивает, а Сэм сгибается пополам, зажимая кисть второй рукой.

Какого хрена?

Сэм не отвечает, только сжимает и разжимает кулак. Удар вышел не сильным, но больно все равно ужасно. Айрис достает из морозилки пакет со льдом и оборачивает его кухонным полотенцем.

Этим ничего не исправишь, говорит она, подбегая к нему.

Вот уж точно. Пару минут он позволяет ей прижимать к его пальцам лед, а потом выдергивает руку. Мне нужен воздух.

Минутку, я только обуюсь.

Я один пойду.

Точно?

Сэм затягивает шнурки так, словно хочет придушить собственные ступни. Айрис садится на пол рядом с ним и прикасается к его ноге. Хочешь, возьми лед с собой? Что все-таки случилось?

Сама посмотри, он указывает подбородком на ноутбук. А потом хватает куртку и выходит.

Спускаются сумерки. Айрис сидит на полу и читает письмо. Агент Сэма забраковал отрывок, который он хотел послать в «Грейволф Пресс». «Слишком поверхностно. Слишком умозрительно. Куда подевалась энергия первого наброска?»

В квартире весь день сумрачно, солнце заглядывает в окна только на закате. Айрис не сразу удается подняться с пола.

Вечером она предлагает посмотреть вместе «Умницу Уилла Хантинга». Выдавливает из себя слезы на случай, если Сэма тоже проберет, но его лицо остается бесстрастным, даже когда Робин Уильямс говорит: «Ты не виноват». По экрану бегут титры, Сэм все молчит. Когда он уходит чистить зубы, Айрис проводит ладонью по стене. Вмятина от удара почти незаметна, можно подумать, что кто-то просто неудачно переставлял в комнате мебель. Айрис слышит, как в раковину сбегает вода, и снова садится.

На Сэме рубашка из гладкого хлопка, о нее приятно тереться щекой, когда Сэм ее целует. Он смущается и старается не встречаться с ней взглядом. Они сидят на краю кровати, Айрис массирует ему плечи и болтает все, что в голову взбредет. Что бы он ни заявил – что это она во всем виновата, или, напротив, что она очень его поддерживает, – она все примет.

Знаю, тебя это вряд ли утешит, но я бы с удовольствием прочла последний вариант. А если ты против, тоже не страшно. Но мне бы правда не повредило занять чем-нибудь мозг. Она проминает пальцами узел у него между лопаток. Кстати, если тебе нужен чтец с британским акцентом, у меня есть на примете одна девушка.

Он кивает, и она целует его в щеку. А потом садится у него за спиной и обвивает его ногами. Ну вот, довольно говорит она, устраиваясь поудобнее. Давай придумаем план. Чем ты завтра первым делом займешься?

Айрис старается незаметно помочь ему пережить этот день. А когда Сэм засыпает, проверяет почту. Нэнси не разговаривала с ней с того самого случая в доме у Пирса. Айрис один раз позвонила ей, но та не взяла трубку. В июне она прислала ей ссылку на статью о сделке, которую Тереза Мэй заключила с Демократической юнионистской партией, но никакой приписки в письме не было. Наверное, адрес Айрис просто значится у нее в списке рассылок. В два ночи, когда возвращаются Тина и Линн, Айрис еще не спит. Девушки пьяно хихикают, роняют ключи и громко шикают друг на друга – потише!

Когда Айрис просыпается и идет варить кофе, Сэм уже сидит за письменным столом. Он порезался, когда брился. И пластырь на щеке, и то, что он смущается при виде ее, – это так трогательно. Она бродит по квартире на цыпочках и отмывает вещи, абсолютно не нуждающиеся в чистке. На обед она готовит им сэндвичи с тунцом. Вечером ей приходит в голову посмотреть документалку о событиях в Шарлоттсвилле, но она никак не может найти свои наушники. Тогда она идет в комнату Сэма и включает передачу на ноутбуке. Дверь прикрывает, а звук приглушает до минимума.

Фильм идет уже десять минут. По городу шествует толпа белых, одни выкрикивают лозунги, другие несут в руках факелы. Евреям нас не вытеснить, скандируют они. Чьи улицы? Наши улицы!

Я смотрю, ты довольна? – спрашивает Сэм.

Айрис так увлеклась передачей, так внимательно вглядывалась в толпу, выкрикивающую «Белые жизни важны!», а Сэм произнес это так ровно, что поначалу она даже внимания не обратила. Не поняла, что это он ей. Она ставит видео на паузу. Сэм? Ты со мной говоришь? Ответа нет, только трубы гудят под полом.

Сэм?

Он не оборачивается. Просто откладывает ручку и медленно повторяет, как будто возвращаясь к недавнему разговору – довольна, что твои теории об американцах подтвердились?

Айрис рассматривает его затылок, пытаясь понять, как же они до такого дошли. В голове пусто. Она словно со стороны видит, как подходит к нему сзади и обвивает руками его шею. Жаль, что на ней не надето что-нибудь другое – шелковая комбинация, пеньюар, в общем, что-нибудь нежное.

Я действительно предвзято относилась к американцам, пока не встретила своего, говорит она и поглаживает Сэма по затылку.

Вскоре его плечи расслабляются. Ох, блин, прости. Я веду себя, как урод. Через две недели начинается учеба. А я должен был к этому времени успеть гораздо больше. Я просто не имею права все просрать. Не хочу стать парнем, который никогда ничего не доводит до конца. А ты сильно меня отвлекаешь. Представляю, как будет задирать нос Пол – его-то хренову писанину приняли. И от Конрада спасу не будет. Для него и всех этих гонзо-журналюг эта петрушка в Шарлоттсвилле – просто золотая жила.

Ты не обязан никому рассказывать, как у тебя продвигаются дела с книгой. Пойдем прогуляемся по парку полчасика? Хочешь хот-дог?

Сэм вздыхает. Нет. Мне нужно сосредоточиться.

В последнее время Айрис пишет чаще. По большей части из-за того, что как только Сэм делает перерыв в работе, он тут же спрашивает – ну, как идут дела? Она просто перечитывает старые заметки, притворяется, будто вносит что-то новое, но по вечерам, когда дает Сэму почитать отрывки, тот жадно набрасывается на них и испещряет карандашными пометками. Иногда, закончив чтение, он откладывает листки и прижимает ладони к глазам, словно не в силах осмыслить степень ее гениальности. Черт возьми, бормочет он, ты хоть сама понимаешь, что написала?

В такие моменты ее окатывает теплой волной. Кажется, что Сэм видит в ней что-то живое, то, что сама она давно уже мысленно похоронила. Когда же дело касается его собственной работы, Сэм постоянно срывается. Айрис пытается предотвращать его гневные вспышки, и от того весь день то сидит, как на иголках, то умирает от облегчения. Нет, он не начинает крушить все вокруг. В каком-то смысле, наверное, было бы даже проще, если бы он, как Надаль, швырялся теннисными ракетками. Просто у Айрис постоянно ощущение, что вот-вот грянет буря. Будто бы она стоит посреди огромной равнины, а с небес на нее постепенно наползает тень. Конечно, от нее становится прохладнее, зато ты никогда не знаешь, что она с собой принесет. Это похоже на сдвиг тектонических плит. Вы вроде просто разговариваете, и вдруг в бытовых фразах откуда ни возьмись появляется опасный подтекст, и в итоге тебе уже страшно слово сказать. А по полу змеятся трещины. Айрис из-за этого всегда начеку, настороже, держит ухо востро. Она – единственная, кто способен обезвредить пояс шахида. С каждым днем она все отчетливее понимает, что именно может вывести Сэма из себя, и старается ловко обходить острые углы. Самое сложное, что Сэм ничего не способен поделать со своими настроениями. Он и сам их боится. Внутри у него прячется целое озеро ярости. Чаще всего он в него не лезет, резвится на берегу. Но оно постепенно становится все глубже, как лужа, набегающая под десятилетиями подтекавшим краном. Вспышки изматывают его, кажется, будто над ним временно берет верх какая-то темная сила, которой он не способен противостоять. И да, он ходит к терапевту, но дело движется медленно, потому что врач кажется Сэму слишком легковерным.