Под стук копыт - Владимир Романович Козин

Огни погасли. Луна. Тени.

Тень, лежавшая на зарослях арыка, шевельнулась.

Шепот:

— Сегодня утром Нур Айли скакал на Дик Аяке. Ой, как скакал!

— Тише! Больше не будет скакать. Где он?

— Здесь, за кибиткой.

— Перережь аркан и веди. Я буду сторожить.

Тень отделилась от арыка. Палван Мамед подкрался к кибитке. Дик Аяк, белый в лунном свете, настороженно водил ушами. Палван, оглядываясь, приблизился к нему. Конь тревожно всхрапнул, заложил уши и поднял заднюю ногу. Палван вынул нож и потянулся к аркану. Дик Аяк повернулся и высоко ударил копытом.

— Ой! — вскрикнул Палван и сел на землю.

— Дурак! Что шумишь? — прохрипел Додур подбегая.

— Он бросается. Копытом ударил.

— Вырви кол. Сразу!

— Сейчас… Ой! Голова моя!

— Я сам!

Дверь кибитки приоткрылась. В лунную ночь выглянула простоволосая Ай Биби.

Додур застыл на открытом месте.

— Кто здесь?.. Нур Айли, проснись!

Конь заржал. Женщина переступила порожек и увидела Додура.

— Ты? Здесь?

Из кибитки выскочил Нур Айли. Напротив, в камышовом шалаше, вспыхнул огонь. За кибитками залаяли собаки.

— Додур-бай, люди! — крикнул Палван.

Додур повернулся, перепрыгнул через арык и побежал. Убегая, он слышал, как кричала Ай Биби:

— Я убью собаку!

Жизнь повернулась черной стороной.

Кака-бай вырыл в Афганистане всего один колодец: половину стада накрыли на границе „зеленые фуражки“. Джигитов не было. Додур был молод и неопытен в лихом искусстве грабежа и отсечения голов. Только Оджор Аймет согласился уступить ему Палвана за десяток хороших овец. Не мчался под Додуром и Дик Аяк. Додур страдал. В нем росла сила ненависти и отчаяния. Он мог бы стать опытным бандитом, по мешала молодость — беспутная ярость и недостаток терпения.

Додур не мог забыть Дик Аяка.

Весть о скачках взволновала его. Палван присыпал золой потайных костров разбитую голову и понемногу худел. Он боялся аулов.

Но Додур решил еще раз увидеть Дик Аяка.

Осеннее утро. Долина скачек.

Песок и небо.

В конце долины, за бугром, две осторожные фигуры, одетые в отрепье. Голова одного повязана тряпкой.

— Напрасно мы пришли сюда, Додур-бай!

— Не твое дело. Никто нас не узнает в этой рвани — примут за нищих.

— Место открытое, трудно бежать. Народу будет много.

— Где народ?

— Плов кушает. Сегодня большой праздник.

— Я хочу видеть, как поскачет Дик Аяк.

— Только бы нас не увидели!

— Молчи, трус!.. Вдруг будет глотать пыль конь Кака-бая?

— Нет! Я видел, как он скачет.

— Его могли испортить!

— Это не конь — шайтан! Шайтана не испортишь. Он разбил мне голову!

— Дик Аяк знает, кого бить. Он не позволит всякому хватать себя за холку. Дик Аяк умнее человека. Хочу, чтоб был он мой!

— Люди идут, Додур-бай!

В долину собирались ближние и дальние колхозы. В поводу вели закутанных в попоны коней. Шли старики, бежали мальчишки, толпились стороною женщины. Ржали кони. Колхозы вели на состязание своих любимцев. Лошади чуть касались песка легкими ногами и высоко держали головы. Их всегда любили. Сегодня они были героями. Туркменистан поет страстные и нежные песни о своих лошадях.

Зрители располагались на возвышении. Говорили о конских достоинствах и вспоминали былые победы. Седобородые судьи рассаживались против белого флажка. Коням задавали скаковой ячмень и щупали мышцы крупа: если мягкие, надо напоить; если твердые, как ладонь, поить перед скачками не нужно.

Зрители начинали волноваться.

— Дик Аяк в настоящем теле, — сказал один из колхозников. — Я провел рукой по его крупу — шерсть встала передо мной, как будто я начальник на параде. Хороший чапарман Нур Айли!

— Сегодня утром он так проезжал Дик Аяка, что конским потом можно бы полить наш хлопок.

— Вот Нур Айли!

Тренер был одет в голубую рубаху. Голова повязана красным платком. За ним, улыбаясь, шла Ай Биби в полутуркменском, полуевропейском наряде. Нур Айли направился к судейскому месту, где среди торжественных бород уверенно сидел Аллаяр Сапар.

— Дик Аяк в порядке, Аллаяр, — сказал Нур Айли. — Не пора ли начинать? Становится жарко.

— Давай начнем.

— Ну, — дрогнувшим голосом проговорил Пузы Позы и обнял тренера, — заставь всех глотать пыль. Опасайся вороного копя!

— Помоги тебе аллах! — промолвил Кули Кама.

— Не успеет твой аллах!

— Скачи так, как ты скакал ночью со мной, — тихо сказала Ай Биби. — Пусть сядет на тебя птица счастья!

Судьи пошевелились и замерли. Зрители столпились сзади. Всадники один за другим проскакали перед судьями коротким галопом.

— Выехали! Выехали!

Толпа сдержанно зашумела:

— Это чей золотистый?

— Колхоза „Кызыл Пахта“.

— У него ноги слабые, — заметила Ай Биби.

— Гнедой! Смотри! Красивый конь.

— Дик Аяк!

— Все можно отдать за такого коня!

— И отдам! — прошептал Додур.

Лошади прошли к концу долины и скрылись за поворотом.

— Сейчас поскачут! — сорвавшимся голосом крикнул Кули Тач.

Настала тишина.

— Палван! — шепнул Додур.

— Что, хозяин?

— Дик Аяк придет первым?

— Дик Аяк — самая быстрая птица на земле.

— Мой конь!

— Да, хозяин!

— Я вырву его из-под Нур Айли, клянусь Кораном!

— Нур Айли — хороший чапарман.

— Вор! Мой язык молчит — руки не будут молчать! Ты поможешь мне?

— Да.

— Я не боюсь ни людей, ни смерти. Ты сделаешь все, что я прикажу.

— Да, хозяин.

— Убью всякого, кто встанет на моей дороге!

— Убей.

— Скачут!

Зрители вздрогнули и окаменели.

Лошади вырвались из-за поворота и кучно пошли в пыли, прорезанной взмахами камчей. Кто-то крикнул: „Наш первый!“ — и страсть ожидания прорвалась беспорядочными возгласами. Все стало движением. Многие, втянув головы в плечи, непроизвольно двигали локтями, повторяя нетерпеливые посылы всадников. Палван рванулся в толпу и пробил ее плечом. Додур скользнул за ним. Они остановились у дорожки. Их не заметили. Кругом кричали:

— Дор-ат [14] впереди!

— Где Дик Аяк?

— Да здравствует „Восьмое марта“!

— Отстал ваш „Март“!

— Нур Айли пустил Дик Аяка.

— Вороной первый!

— Смотри! Смотри!

— Обогнал Дор-ат.

— Не сдавай, вороной!

— Сравнялся с вороным.

— Да здравствует Дик Аяк! — закричал Палван.

— Молчи, дурак! — рванул его Додур. — Мой конь всегда так скачет!

— Вместе идут.

— Вырвался! Дик Аяк первый!

Страсть охватила зрителей. Колхозники обнимались. В воздух полетели папахи.

— Первый! Первый! — приплясывала Ай Биби.

— Всех запылил!

— Да здравствует наша гордость!

— Мой Дик Аяк! — вдохновенно вскричал Додур.

— Какой к черту твой! Наш конь, — толкнули сзади Додура.

Додур побледнел. Он сжал с силой руку Палвана и потянул его к скаковой дорожке. Дик Аяк увеличивал за собой просвет. Он скакал один, завесив соперников пылью.

Нур Айли начал придерживать коня.

Додур, не отрываясь, смотрел на Дик Аяка, растянувшегося светлым телом.

— Не мой конь? Что они говорят, Палван? Сумасшедшие! Дик Аяк не мой?

— Я не знаю, хозяин.

— Да здравствует Дик