Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Кругом засмеялись. Засмеялся и задержанный.
— Я свой, — сказал он, когда чуточку поутихло.
— Ай-ай-ай, храни бог от таких «своих» в царских мундирах.
К нему подошел старшина:
— Откуда ты взялся такой?
— Я направлен от Кешкендского ревкома переговорить с вашим командиром, заодно и передать ему пакет, — довольно бегло сказал задержанный по-русски.
— Молодец, Первух, — похлопал старшина по плечу караульного. — Отведите задержанного в четвертую палатку, а я доложу командиру.
Четвертая палатка отличалась от остальных лишь большим размером. У входа стоял часовой. Старшина как бы нырнул мимо него.
Чуть погодя он вышел, обратился к пришельцу:
— Оружие есть?
— Да.
— С вашего позволения, я отберу его.
— Пожалуйста.
Он вытащил из-за пазухи наган, протянул старшине.
— Будьте любезны, ваши документы.
Взяв документы, он зашел в командирскую палатку. На этот раз задержался дольше. «Пленнику» наконец было разрешено войти.
В командирской палатке сидел человек с большим открытым лбом, густобровый и длинноволосый. Защитного цвета его гимнастерка была подпоясана широким ремнем. У него были живые синие глаза. Он работал над оперативной картой, расстеленной на столе.
Когда «пленник» вошел, он встал ему навстречу.
— Овик Тиранян, — представился «пленник».
Командир протянул ему руку:
— Аркадий Семенов. Я просмотрел ваши документы. — В огромной ладони Семенова рука Овика казалась нежной девичьей рукой. Они сели друг против друга. Командир продолжил: — Говорят, дашнаки сосредоточили большие силы в Кешкенде. Если это правда, то Кешкенд представляет явную опасность для Сисиана, Гориса и Кафана. Расскажите, пожалуйста, что там у вас происходит?
— Дашнаки, правда, сосредоточили значительные силы в Кешкенде, но среди них паника, и они небоеспособны.
— Да, да, небоеспособны, — повторил Семенов. — Тем не менее они есть, и с этим следует считаться. Что еще скажете?
— На сегодняшний день против кешкендского гарнизона достаточно бросить одну воинскую часть Красной Армии.
— Вы точно заметили — на сегодняшний день. Но ведь завтра Кешкенд может преобразиться в устойчивый плацдарм. Подойдите сюда. — Овик наклонился над картой. — Отступающие из Сисиана, Гориса, Нор-Баязета, Гокчи, Камарлу и Веди дашнакские подразделения могут стянуться к Кешкенду и причинить серьезное беспокойство.
— Потому-то наша цель — поскорее покончить с кешкендским гарнизоном, чтобы предотвратить опасность.
— Что же вам мешает?
— Мы нуждаемся в боеприпасах.
Семенов сунул руку за ремень и стал ходить взад-вперед по палатке.
— С такой же просьбой обратились к нам подпольщики Дилижана, а ревком Каравансарая прямо просит нашего вооруженного вмешательства. Я уже доложит армейскому командованию. Они в свою очередь запросили Москву. Ответа ждем со дня на день, и я не сомневаюсь, что он будет положительным. Мы придем на помощь большевикам Армении, это наш братский долг. А патроны, товарищ, получите сегодня же. Однако как вы одни их перенесете?
— Я не один, — обрадовавшись, что все складывается как нельзя лучше, сказал Овик. — Меня сопровождает целый отряд из кешкендского партизанского батальона. Все как на подбор храбрые и сильные ребята.
— Вот оно что! Они укрылись поблизости, у нас под носом, — рассмеялся Семенов. — Пожалуйста, пригласите всех. Познакомимся с вашими ребятами по русскому обычаю...
Война... Никогда это слово не звучало доселе так зловеще, как в сентябре 1920 года. Повсюду царил переполох.
Кровожадные турецкие части, фактически не встретив нигде серьезного сопротивления, двинулись в направлении Игдира, Олты и Карса.
Большевистское правительство в Москве еще раз предложило свою помощь. Дашнаки и на сей раз отклонили спасительное предложение.
Япон был молчалив и бледен. Телеграфист ежедневно вручал ему донесения о положении на фронте. Комиссар читал, истеричным жестом рвал их, швырял в сторону, садился и, обхватив голову ладонями, долго думал.
Он перестал представлять в Ереван рапорты. Не придавал значения и получаемым инструкциям. За последние две недели он связался со столицей всего один раз и имел лаконичный разговор с одним из доверенных ему в правительстве людей.
«Доплыл ли «Линкольн» до Сан-Франциско? Что предпринимает Америка в помощь Армении?» Ответ гласил: «Два дня тому назад «Линкольн» причалил в Сан-Франциско. Американский посол Мозер заявил: хотя правительство Соединенных Штатов и признало Армянскую республику, однако не брало на себя никаких обязанностей по оказанию помощи армянскому народу, ни военной, ни гражданской. Турки захватили Алекполь и Каракилис, серьезно угрожают Еревану».
Вести о варварствах турецкой армии приходили ежедневно. Вскоре появились беженцы.
Это была агония, самая настоящая агония.
Динг-донг!.. Динг-донг!.. Обрушилась туча на голову Кёшка. Раскаты покатились, достигли самых отдаленных домов Кешкенда.
Пыльную площадь перед церковью беженцы поливали водой, подметали. Возле замшелого надгробного камня полыхал огонь. Девочка лет десяти, сидя возле костра, плакала. Бабушка дала ей кусок хлеба, и она сразу съела его.
— Не видели моего сыночка? — кричала смуглая, совсем молоденькая женщина. — Только бы в ивняк не забежал, там его ряска засосет.
Тер-Хорен большими шагами направлялся в церковь.
Ему преградили дорогу несколько беженцев.
— Святой отец, мы подыхаем с голоду. Куда нам деться, на кого уповать?
— Уповайте на божью милость, дети мои.
Динг-донг!.. Динг-донг!..
— Святой отец, это правда, что аскеры до Еревана добрались?
— Да отсохнет у тебя язык!
Тер-Хорен вошел в церковь. Дьячок набросил на его плечи ризу.
— Благословен бог, отец нашего господа Иисуса Христа...
— Святой отец...
— Не перебивай службу, сын мой.
— Сейчас все перебито: песня, венец, жизнь перебиты...
Где он слышал эти слова? Быть может, здесь же, в церкви?
— Святой отец. Османская Турция готовится к последнему прыжку...
— Солдаты, я обращаюсь к вам. От вас зависит спасение нашей нации. Скоро начнется наступление большевистских воинских частей на Кешкенд. Бросайте оружие, не стреляйте в своих братьев. Только помощь большевистской России может приостановить резню... Только большевистское правительство России может спасти Армению...
Вход в церковь притемнился. Тут прихожане заметили, что церковь окружена людьми. Они так же быстро, как появились, исчезли. Тер-Хорен усталыми глазами обвел собравшихся и вскинул костлявую руку:
— Господи, помилуй нас, грешных...
С первыми петухами поп проснулся, встал, истово помолился, тем и облегчив душу. Вышел на улицу. В окне гарнизонного штаба мелькнул огонек. Он вдруг испытал желание увидеться с Японом и потому направился в штаб.
Япон, натянув фуражку на лоб, облокотившись на стол, дремал, вобрав голову в ладони. От звука шагов он встрепенулся.
— Беспокойным ты стал, святой отец.
— Покоя нет ни на земле, ни на небе. Ты ведь тоже не ведаешь сна.
— Пожалуй. Большевистская зараза не дает нам покоя.
— Чего они хотят?
— Лишить тебя креста,




