Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Спустя полчаса они уже сидели в кабинете уездного комиссара. Япон был мрачен. Краем глаза он оглядел переодетую американкой Шушан, ответил на приветствие Джейн, предложил сесть и обратился к Шушан:
— Барышня, уверен, что в переводчиках мы не нуждаемся. Снимите очки.
Шушан сняла очки и покраснела до ушей. Япон видел ее второй раз в жизни и, следует заметить, был поражен ее красотой.
— Знаете что, барышня, — проникновенно сказал он, — как женщина вы достойны всяческого поклонения. Но ваш отец прославился как большевик. Ваш возлюбленный также предал родину. — Губы Япона покривились. — Моя помощь вам неминуемо может быть рассмотрена как пособничество врагу, ведь речь идет не только о защите женской чести. Во всех случаях скажите Джейн, что я готов отправить вас в Мартирос к тому нечестивцу, но с одним условием. С вами отправится и сама Джейн. Здесь ее все знают. Это необходимо для того, чтобы отвести все подозрения. С моим телохранителем она вернется обратно в Кешкенд. Вас проводят мои самые надежные люди.
Шушан взволнованно перевела слова Япона.
— Возьми себя в руки! — рассердилась Джейн. — Перестань плакать. Скажи комиссару, что я согласна.
— Ладно, — выслушав Шушан, сказал Япон. — Пропуска готовы. Через полчаса можете отправляться. Я велю запечатать вашу дверь, и, пока я здесь, в вашем доме все будет в сохранности. Надеюсь, все ясно?
— Вполне! — радостно воскликнула Джейн, выслушав последние слова комиссара.
По распоряжению Япона отряд из двенадцати человек направился к Мартиросу. Руководил группой новый переводчик штаба. Он оживленно беседовал с Джейн. Из их слов Шушан ничего не понимала и цепенела от страха, когда переводчик время от времени обращался к ней с какими-то вопросами. Джейн была начеку и то и дело перебивала переводчика. И вдруг с ходу заявила, что Элли является членом такого религиозного общества, законами которого запрещено разговаривать с мужчинами, поэтому пусть ее оставят в покое.
От Кешкенда до Мартироса было около тридцати верст. Это расстояние можно было преодолеть за три-четыре часа, но они не спешили. Ехали вначале шагом по гужевой дороге вдоль изножия опаленного склона. Чахлый редкий ивняк чуть повыше дороги навевал скуку. Наконец начался подъем.
— Смотрите, какая большая бабочка! — воскликнула Джейн, показывая на краснокрылую бабочку-великаншу Вайоц дзора.
— Нас этим не удивишь, — ответил переводчик с неприятной заносчивостью.
— А здесь есть хищники? — спросила Джейн.
— Конечно. Встречаются медведи, барсы...
— Ой, мне страшно... Что там такое? Куст шевелится!
— Это люди! — испуганно вскрикнул переводчик. — Мы в засаде.
С обеих сторон дороги на путников уставились несколько десятков винтовочных дул.
— Бросить оружие! — раздался чей-то крик.
Переводчик не успел сориентироваться в обстановке и принять какое-либо решение, как к ним кинулись с криками солдаты.
В крестьянской одежде, заросшие многодневной щетиной, они походили на разбойников. С ужасом Джейн наблюдала, как разоружили их отряд. Несколько рук одновременно потянулись к поводьям лошадей, на которых сидели девушки. Им велено было спешиться.
— Мне так страшно, — обняв Шушан, шепнула Джейн.
— Нам нечего бояться. Если они из кешкендского гарнизона, нам помогут пропуска уездного комиссара.
Их повели к командиру. Это был молодой офицер приятной наружности. Переводчик уже успел объясниться с ним. Джейн успела успокоиться, и теперь ее интересовало, кто и по какому праву их задержал.
— В Армении объявлено военное положение, и каждый солдат должен находиться на своем посту и выполнять свой воинский долг. Нужно быть бдительным и проверить политическую благонадежность всех. А вы к тому же вооружены и направляетесь в зону противника, — вежливо ответил офицер.
Джейн побледнела.
— Боже мой, вы большевики?
— Вы верно угадали. А вы, как я понял, американки и направляетесь в Мартирос для переписи сирот? Позвольте спросить, а как обстоят дела с переписью сирот в самой Америке?
Выслушав его, Джейн обиделась:
— Вы осмеиваете благодеяния, которые совершаем мы из гуманных и христолюбивых побуждений?
Офицер ничего не ответил. Прочитав еще раз предписания, адресованные поручику Тачату, он сказал:
— Сироты, которых собираетесь вы облагодетельствовать, видели, как разрубали на куски их родителей и близких. В их детской памяти запечатлены зрелища, способные свести с ума любого взрослого человека. Вы собираетесь их переправить в Америку? А откроете ли вы им, что их ждет завтра? Они вырастут на чужбине и лишь тогда поймут, что у них нет родины, нет близких. Барышня, вы храбро ведете себя на чужой земле, потому что чувствуете за собой силу своей родины. А человек без отчизны — раб. Грустно вспомнить, как был упрятан американский флаг, когда нужно было спасать их родителей...
— Замолчите! — перебила Джейн. — Немало армянских политических эмигрантов нашли убежище под американским флагом.
— Это не политические эмигранты, барышня, а беженцы, спасающиеся от турецкой резни. Убежища они нашли и во многих других странах. Это наша боль, осколки нашей нации. Политический эмигрант совершенно иное понятие. Люди, предавшие свою родину, не станут махать ангельскими крылышками в чужой стране. А порядочный человек живет страданиями своего народа и бывает счастлив его победами.
Шушан, слушавшая офицера стоя чуть поодаль, подошла к нему и что-то шепнула ему на ухо. Офицер с удивлением повернулся к ней. Он был растерян.
— Оставьте нас одних, — сказал он своим солдатам. — Здесь останутся только американки.
Все разошлись.
— Позвольте спросить, кто вы?
Шушан рассказала все. Офицер задумался, после недолгого молчания он попросил перевести его слова Джейн.
— Барышня, вы спасли дочь моего боевого товарища. Отец Шушан был выдающимся большевиком. Считайте, что с этой минуты она уже у своих друзей. Но ввиду некоторых обстоятельств ей нельзя оставаться с нами, а в Мартирос пройти тоже нельзя. О причине не имею права говорить. Это военная тайна. Мы позаботимся о том, чтобы укрыть Шушан в другом безопасном месте. Что же касается вас, то, если хотите остаться с ней, мы гарантируем вам неприкосновенность, если же решили вернуться — дорога для вас открыта.
— Буду весьма благодарна, если мне разрешат вернуться в Кешкенд.
— Пожалуйста. Своим поведением вы подтвердили, что в каждой стране есть честные люди. Спасибо вам, барышня. От себя же лично я прошу: не хлопочите о том, чтобы увезти наших детей в Соединенные
