Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

Италии (с. 447)

«Воронежская коммуна», 1919, 28 декабря, № 57, с. 2.

Навеяно политическими событиями в Италии (активизация рабочего движения) и, возможно, впечатлениями от книги Джованьоли «Спартак», переводы которой на русский язык известны с 1881 года.

Знание (с. 448)

«Красная деревня», 1920, 23 апреля, № 38, с. 3.

Субботник (с. 448)

Однодневная газ. «Предмайский воскресник», Воронеж, 1920, 26 апр., с. 2, 4.

Май (с. 449)

«Красная деревня», 1920,1 мая, № 45, с. 1. Отдаленно в строках стихов угадываются будущие темы «Чевенгура» и «Котлована»: «По земным пустыням строим Новый Город».

«Над голубыми озерами…» (с. 449)

«Красная деревня», 1920, 5 мая, № 47, с. 2.

Стихи созданы уже в тот период, который мы условно называем «новым». Однако не надо забывать, что лирика, лиричность в узком смысле этого слова из творчества Платонова не исчезала, а лишь отходила на задний план, появлялась реже. Данное стихотворение – одно из таких «появлений»; в нем налицо все основные черты ранней лирики: и странник, и дума природы, и пейзаж, «восходящий» к дороге («Путь неизвестный, желанный / Лег по пустыне к горам»)…

Кузнецы (с. 450)

«Красная деревня», 1920, 10 мая, № 52, с. 2. Нечастый у Платонова случай изящной составной рифмы: до зари – косари.

«Солнце жжет арбузы, зеленит огурцы…» (с. 450)

«Красная деревня», 1920,14 мая, № 55, с. 3.

Праздник силы (Ко дню всевобуча) (с. 451)

«Красная деревня», 1920, 30 мая, № 68, с. 2.

Всевобуч – всеобщее военное обучение граждан (1918–1923, а также в годы Великой Отечественной войны).

Стихотворение нерифмованное, написано разностопным ямбом.

Дорога (с. 452)

«Голубая глубина», с. 78. Путь в горы (с. 452)

«Красная деревня», 1920, 4 июля, № 97, с. 3.

Напор (с. 453)

«Красная деревня», 1920, 18 июля, № 109, с. 2.

«Жесткое» содержание стихотворения («Весь мир в железе надет на штык») подразумевает соответствующую форму. Платонов находит ее в дополнительном «вертикальном» членении, разделяя строки пополам цезурой. Характерно, что, как и у активно практиковавшей такой прием М. Цветаевой, деление у Платонова нередко подчеркивается с помощью тире (в шести строках).

Оратор (с. 454)

«Красная деревня», 1920, 1 авг., № 121, с. 3. Образ молота («оратора» нового времени) ни разу не назван, но угадывается в метафорах стихотворения.

«На реке вечерней, замирающей…» (с. 454)

«Свободный пахарь», Задонск, 1920, 11 авг., № 5, с. 2.

Во многом стихотворение напоминает ранние – с «тишиной», «сном» и «странником» в финале. Однако характерна замена местоимения «я» (в газетной публикации) на «мы» (в «Голубой глубине»).

Конный вихрь (с. 455)

«Красная деревня», 1920, 15 августа, № 133, с. 2.

Лексика посвящения («Пролетарской коннице») и слияние воедино коня и всадника («Красноармейцем стал мерин») позволяют увидеть здесь предвестие образа Степана Копенкина и его Пролетарской Силы.

Фронт (с. 455)

«Красная деревня», 1920, 19 августа, № 135, с. 2.

Как и опубликованный четырьмя днями ранее «Конный вихрь», «Фронт» посвящен военным событиям, однако реальная его проблематика – скорее не политическая, а философская («Падает к братьям брат на штыки»; «Человек человеку навстречу / По крови шагает, шагает века»)

Мальчик (с. 456)

«Красная деревня», 1920, 15 сентября, № 157, с. 3.

Стихотворение соотносится как с реальными событиями в жизни Платонова (смерть брата-младенца), так и с сюжетами его ранней прозы («Волчок», «Маркун» и др.).

Домой (с. 458)

«Красная деревня», 1920, 2 октября, № 130, с. 2.

Стихотворение, подобно предыдущему, автобиографично. Не менее интересно то, что в нем явственно видны следы знакомства с философией Н. Федорова: «Когда же дойдем мы до дома / И в нем до утра отдохнем. Сойдемся, увидим умерших, / Забытых, далеких вернем». В «Мальчике» эти следы тоже обнаруживаются: «Мать другая грудь сосать давала, / Много рук протянуты и ждут». Уместно здесь вспомнить и последнюю строфу стихотворения «В эти дни земля горячее солнца…»: «В поле закопали люди свое сердце – / Может, рожь поспеет тут и без дождя, / Может, будет лето, и воскреснут дети, / И протянет руки нам родная мать».

Обретение настоящей родственности между людьми, между человеком и природой, поиски потерянного отечества («дома»), наконец, воскрешение умерших, «ждущих» этого, – все это, безусловно, федоровские мотивы.

Мысль (с. 460)

«Воронежская коммуна», 1920, 7 октября, № 224, с. 2.

В известной статье Платонова «Культура пролетариата» (1923) цитируется начало стихотворения. Платонов предлагает в этих стихах новую «иерархию»: новый бог – мысль, новый царь – «мы».

Сын земли (с. 460)

«Воронежская коммуна», 1920, 10 ноября, № 253, с. 2.

В июле 1920 года, то есть до опубликования стихотворения, в «Красной деревне» была напечатана философская статья Платонова «Душа мира», посвященная предназначению женщины. Статья написана под влиянием В. Розанова и задумана как оправдание женщины, и в частности как отповедь на книгу О. Вейнингера «Пол и характер». Художественная идея стихотворения соприкасается с мыслями статьи.

Слепой (с. 461)

«Воронежская коммуна», 1920, 19 ноября, № 261, с. 2.

Написанный вскоре после «Сына земли», «Слепой» продолжает его тему – тему «ожившего, спасенного спасителя». Четвертое четверостишие стало эпиграфом ко 2-й части рассказа «Приключения Баклажанова». Подробно о «Слепом» – во вводной части к настоящим комментариям.

«Мы пройдем тебя до края…» (с. 462)

«Красная деревня», 1920, 30 ноября, № 218, с. 2.

Много матерей (с. 463)

«Воронежская коммуна», 1920, 2 декабря, № 272, с. 3.

Перекликается с «Мальчиком»: «И протянулись к нам белые руки, / Полные груди ждут с молоком…».

Содержит еще один вариант синонима к названию сборника «Голубая глубина» – «Небо – колодезь глубокий».

К середине стихотворения происходит «наращение» строки: трехстопный дактиль сменяется четырехстопным. Этому изменению соответствует смена «отрицательного» содержания «положительным»: стихотворение словно бы «разворачивается» к радости.

Дети (с. 464)

Однодневная газета «Коммунистический воскресник детям», Воронеж, 1920, 6 декабря, с. 1.

Стихи содержат евангельские реминисценции (напр., связаны с известной формулой о необходимости «обратиться и быть как дети»), а также своеобразный отзвук федоровских идей: «Наши дети не родились, / Не родятся никогда» и др. Такая формула связаны и с волновавшей Платонова мыслью о возможности «внеполового» расходования человеком своей энергии. Об этом же он писал и в ряде статей.

Косвенный показатель того, что как поэт Платонов так и не сложился, – отношение к рифмам. Здесь мы находим и современные, неточные, отдаленные созвучия: огненный – молнии, торжественном – шествием, и подчеркнуто архаичные с точки зрения произнесения: вселенную – раскаленную, бесценное – сожженное.

Во сне (с. 464)

«Голубая глубина», с. 44.