Тата - Валери Перрен
КОЛЕТТ
В тот год я освоила станок для штамповки ключей. Очень вовремя. Иначе мне пришлось бы туго. Его мне подарил твой отец. Он вечно предлагал деньги, мы если и ссорились, то только из-за этого.
Она умолкает. Держит паузу, как и всякий раз при упоминании брата, а продолжает низким голосом, словно лишившись части сил.
КОЛЕТТ
Я оказалась наедине с новехоньким станком в своем магазине. Он занял почти весь верстак. Уверена, Жан выбрал самый дорогой. И самый большой – он обожал крупные вещи. Наверняка из-за музыки.
Пауза.
КОЛЕТТ
Станок напоминал летающую тарелку, и к тому же был оранжевый. И тяжелый, ужасно тяжелый! Устанавливали его как минимум три человека, не слабаки, а мускулистые парни. Вместе с ним я получила уйму плоских заготовок и доску, чтобы развешивать образцы. Моя лавка осовременилась, появились новые клиенты. Те, кто ходил в старой обуви и не имел денег на ремонт, заглядывали, чтобы сделать дубликаты ключей. Видел бы это Мохтар… Я сохранила станок, даже когда технология изменилась. Его привезли из Шалон-сюр-Сон, а на следующий день явился любезный господин и научил меня на нем работать. Ничего трудного, он все делал сам, достаточно было выбрать правильный размер ключа. Я следила за процессом, а в конце проверяла, как получилось. Мое участие заключалось в нажатии на две кнопки – on и off, я тогда не знала ни одного английского слова, но эти запомнила. Вот так в разгар лета 76-го я начала продавать ключи. Когда мой наставник из Шалон-сюр-Сон покинул магазин, другой мужчина вернулся. Они пересеклись.
У нее меняется голос.
КОЛЕТТ
– Здравствуйте, мадам Септамбр, могу я называть вас Колетт?
Пауза.
КОЛЕТТ
Как же он был хорош… Я никогда не видела таких красавцев и уцепилась за свою оранжевую машину, как за спасательный круг. Я очень гордилась этим современным агрегатом, и он помог мне удержаться на ногах.
Долгая пауза.
КОЛЕТТ
Ему предстояло вернуться к тренировкам на следующий день. Он был в узких шортах до колен, в синей футболке и черных холщовых туфлях на веревочной подошве. Руки у него были худые, но мускулистые, матовая кожа блестела от жары. Я никогда ни на одного футболиста не смотрела, как на него. В нем я видела мужчину, а не левого крайнего нападающего. Шапка не прикрывала кудрявую голову. Мы оба потели, дышать было нечем. Счастливые отпускники плавают в бассейнах или купаются в Арру. В магазине горячий воздух разгонял старенький потолочный вентилятор. «Да, зовите меня Колетт».
Она меняет голос, изображая собеседника.
КОЛЕТТ
«Меня зовут Эме».
Я подхватываю:
– Эме Шовель. Номер 11. Левый крайний.
Он улыбается.
– Все говорят, вы – лучшая болельщица. И знаете футбол как никто.
– Кто эти все?
– Игроки, фанаты, руководители, журналисты, коммерсанты.
– Ух ты, сколько народу… Вам нравится наш город?
– Да.
Я притворилась, потому что прекрасно знала, где он жил. Он ответил, что снимал маленькую квартиру над кафе «Тийе» на площади Форж, но, если останется, хотел бы поселиться в доме, правда, в восемнадцать лет это может оказаться не по карману.
– Сегодня мой день рождения, – добавил он, и я изобразила удивление, хотя знала даты рождения всех игроков. Их возраст очень важен… А карьера так коротка.
– Ну что же, поздравляю…
Я дарю ему пару черных шнурков со словами:
– Однажды пригодятся.
Он берет их, но выглядит удивленным.
– Спасибо. Колетт. Спасибо.
Я спросила, чем могу ему помочь, и он протянул мне пластиковый пакет с парой ношеных коричневых мокасин. Объяснил, что хочет заменить подметки и стельки, обновить кожу и прострочить несколько швов. Я снова подумала о Мохтаре – такой ремонт ему бы понравился.
– Они принадлежали моему деду, у нас один размер. Это на осень, когда станет прохладнее.
Я спрашивала себя, почему Эме решил отдать штиблеты в ремонт 19 июля. Что этот долговязый молодой человек делает в моей мастерской?
– Некоторые отлично действуют в атаке, другие – в защите… Футбол – коллективная игра, совсем как жизнь. Приходится искать свое место. В футболе нет звезд, есть те, кто нашел свое место и умеет взаимодействовать с другими игроками. Великая команда получается, когда тренер берет молодых парней, расставляет их на правильные места и внушает желание победить. Пеле потому и стал Пеле, что оказался на нужном месте. Вы – левый крайний, Эме, а на мой взгляд, ваше место сзади, вы были бы незаменимы в борьбе с нападающими. Поговорите с тренером.
– Считаете, я недостаточно хорош?
– Очень хорош, вам только нужно другое место на поле.
– Но я всегда был левым крайним.
– Привычки меняются.
– Думаете?
– Да.
– Что вы делаете сегодня вечером?
Я снова ухватилась за мою оранжевую спасительницу. К чему этот вопрос? Вечером я съедаю легкий ужин и читаю, или вырезаю статьи для коллекции, или смотрю по телевизору Мегрэ, или слушаю по радио Пьера Бельмара. Ты знала, Аньес, что именно Пьер Бельмар был инициатором создания «Пари Сен-Жермен»?
Я слышу, как Колетт пьет воду, как будто ждет ответа. Она боготворила Пьера Бельмара и, по-моему, даже была в него немножко влюблена.
КОЛЕТТ
Было лето, скоро должен был начаться новый сезон… Статьи в газетах отсутствовали, а ты в 1976-м еще не проводила у меня каникулы, родители всегда брали тебя с собой. Наверное, нанимали кормилицу… Жара стояла убийственная, после работы я ела помидоры и дыню в тенистом дворике, опустив ноги в таз с холодной водой. Иногда ко мне приходил Луи Бертеоль, но мне и с собой никогда не было скучно.
Пауза.
Я воображаю Колетт в ее одиноком доме. В ее одинокой жизни, перед моим стареньким магнитофоном.
КОЛЕТТ
– Почему вы спрашиваете, Эме?
– Мы могли бы поесть вместе, у меня.
– Хотите, чтобы я пришла к вам?
– Да, вы, – кивает он и улыбается.
Я никогда не видела улыбки прекраснее.
– Но я…
У меня не нашлось достойного предлога. Я ответила:
– Согласна.
Я останавливаю запись. У меня закончились силы. Прости, что перебиваю, тетя. Ты
