Это - Фай Гогс
Затем, несколько раз крутанувшись вокруг шеста со все увеличивающейся скоростью и амплитудой, девушка взмыла высоко в воздух и приземлилась на широко расставленные ноги уже в двух шагах от меня. Зрители охнули; я же просто лишился дара речи. В этот момент зажглись софиты, осветившие ее спереди.
Конечно, это была Лидия. Я сразу узнал ее, несмотря на черную кожаную маску, наполовину прикрывавшую лицо, и обтягивающий комбинезон на многочисленных блестящих молниях. Не глядя ни на меня, сидевшего к ней ближе всех, ни на остальных зрителей, она начала исполнять самый необычный стриптиз из тех, какие мне довелось видеть за всю мою жизнь.
Одну за другой Лидия медленно расстегнула молнии на бедрах. Избавившись от той части комбинезона, которая покрывала верхнюю часть ног, она осталась в длинных узких сапогах и тонких кожаных стрингах. В ее движениях присутствовала изумительная кошачья пластика, как, наверное, и в любом другом по-настоящему хорошем стриптизе, но было в них также и нечто паучье. Танец Лидии отличался невозможным вроде бы сочетанием невинной девичьей непосредственности, медлительной грации и хищной неумолимости.
Иногда она проделывала странные движения предплечьями и кистями рук, которые неприятно отзывались у меня в желудке. Точнее всего будет описать их так: она словно бы ткала в пространстве кокон высотой примерно в человеческий рост. Как раз тогда-то и возникало то самое паучье ощущение – но каким-то образом именно это делало ее танец таким необыкновенно возбуждающим!
Даже не надейтесь добиться от меня сведений насчет того, сколько всего стриптизов я видел за свои двадцать с небольшим, и верно ли вам показалось, что вроде бы вскользь, между делом было упомянуто, будто кое-кто не прочь заняться любовью с какой-нибудь легкомысленной паучихой, выпади ему такой шанс? Скажу лишь одно: с тех пор, как из руки Адама выпало надкушенное им яблоко, навряд ли хоть один мужчина видел что-либо более прекрасное и болезненно-вожделенное, чем эта девушка, которая постепенно раздевалась сейчас прямо передо мной!
Тем временем Лидия опустилась на колени у самого края сцены – как раз на таком расстоянии, что мне было достаточно наклониться вперед и протянуть руку, чтобы дотронуться до нее. По-прежнему не глядя на меня, она медленно расстегнула молнию по всей длине левой руки до самой шеи и отбросила рукав в сторону, обнажив смуглое плечо. Линия, идущая от мочки уха до тонкого запястья, показалась мне воплощением божественного – или же дьявольского — совершенства.
– Не смотри на нее так пристально, просто скользи рассеянным взглядом, – вдруг отчетливо услышал я очень спокойный голос, показавшийся мне знакомым.
Я механически обернулся, но никого рядом не увидел. Выходило, что голос прозвучал в моем уме. Я не особенно этому удивился, потому что сейчас все мое внимание было поглощено одной только Лидией, которая теперь расстегивала молнию на другой руке.
Вот уже оба ее плеча были обнажены, и она, придерживая спадающий топ комбинезона на целых полдюйма ниже, чем требовалось, чтобы я не сошел с ума – впервые взглянула на меня!
– Не смей смотреть ей в глаза! – снова послышался предостерегающий голос.
Но пытаться выполнить указание невидимого советчика было уже слишком поздно. Я посмотрел – и понял, что самому мне уже не выбраться. Ее зрачки цвета самой темной ночи неодолимо влекли меня. Там была бездна, но бездна чарующая, одушевленная, наполненная теплым мерцанием далеких звезд; бездна, обещавшая покой, окутывающая туманом неги и забвения. И больше не существовало такой силы, которая помешала бы мне остаться там на…
– Хочешь жить – сопротивляйся! – резко скомандовал голос.
Это прозвучало настолько убедительно, что мне пришлось повиноваться. Сначала я попробовал закрыть глаза, но обнаружил, что они теперь тоже были наполнены изнутри теплой мерцающей мглой. Тогда я принялся усиленно моргать, пытаясь избавится от этой пелены.
Не знаю как, но мне это удалось. Скоро я снова сумел поймать в фокус расплывающийся силуэт Лидии, которая сидела передо мной, упираясь в пол широко раздвинутыми в стороны коленями. Все еще придерживая комбинезон на груди, другой, обращенной ко мне рукой она весьма систематично и настойчиво продолжала производить те самые паучьи пассы.
– Понимаешь, что она делает?
И я вдруг понял – и это было чем-то по-настоящему невероятным и ужасающим! Движениями кисти и пальцев Лидия как будто уплотняла пространство вокруг меня, примерно так же, так из молока сбивают масло. Я попытался пошевелиться – и не смог, потому что все мое тело вдруг сковала колоссальная тяжесть. Стараясь не поддаваться панике, которая явно не добавила бы мне подвижности, я попробовал пошевелить хоть чем-нибудь – но обнаружил, что парализован под воздействием могучей внешней силы!
Это казалось таким же безнадежным, как мечты ползающей по рельсам гусеницы нарушить японское железнодорожное расписание. С таким же успехом можно было попробовать сжать Солнечную систему до размеров мозга Канье Уэста. Да что говорить – не существовало такой метафоры, которая могла бы описать эту силу!
Но она вовсе не пыталась меня раздавить, нет – иначе, как вы понимаете, мне пришлось бы сочинять метафоры для описания того, сколь мало от меня осталось. Правильнее было сказать, что эта сила просто пассивно отвечала встречным противодействием точно такой плотности и интенсивности на любые прилагаемые мною усилия – примерно, как если бы я толкал руками Землю, чтобы сдвинуть старушку с орбиты и слегка ее охладить.
Кроме того, я заметил, что с моим восприятием времени произошло нечто странное. Было похоже, что оно просто остановилось! Точнее, остановилось все, с чем бы я мог сопоставить секунды или минуты – застыли клубы пара из дым-машины на сцене; и зрители тоже неподвижно замерли на своих местах, насколько я мог судить, поскольку видел их лишь краем глаза. Смолкла музыка; да и вообще любые другие звуки, кроме безумного стука в моих висках. Двигалась одна только рука Лидии, неторопливо формируя вокруг моего тела нечто вроде кокона.
– Видишь, как это связано с ее дыханием?
Я послушно сосредоточился на дыхании Лидии, стараясь больше не смотреть ей в глаза, и у меня возникло ясное ощущение, что ее вдохи и выдохи, а также движения ее вытянутой руки согласуются между собой. Присмотревшись, я понял, что она как будто выдыхала воздух через эту руку, именно из этого воздуха сплетая мягкими движениями пальцев тот самый плотный кокон.
– А теперь проделай то же самое, чтобы освободится.
– Что происходит? Коктейль был отравлен? Как… – услышал я свой хнычущий голос.
–
