Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева
В основном говорила бабушка:
– Собаки-то как лают! Вот ведь! К нам во двор уж враг не пройдет! – Сходила в комнату, выключила телевизор и снова: – Утром в передаче опять сказали, что у воинов потом все дороги будут открыты.
Потом бабушка вспомнила, что несколько дней назад готовила плов. Сходила, выбросила, вернулась с пустой сковородкой.
– Мне сразу сказали, что у меня будет большая семья. Говорят, смотри, какую ты здоровую первую сковородку выбрала! Так и готовлю в ней, привыкла; забываюсь, варю – половину в помойное ведро, если вы не прибегаете. Прошлой зимой хоть Ласке отдавала, а теперь и собаки-то нет.
Бабушка привыкла готовить на семью. Хотя бы для дедушки или для папы. Крепкая привычка оказалась.
Потом они с тетей еще повспоминали, в основном как делали что-то вместе: картошку сажали, картошку окучивали, картошку копали, и так по кругу. Я спросила:
– Может, ездили куда-то вместе?
– На лыжах в горы ходили.
– Да. Папа их всех троих поставил на лыжи. Еще в кино иногда.
– Кино не помню, мам.
– Нет, я помню, как ты лимон ела.
– Какой лимон?! А фильм какой смотрели?
– Фильм не помню. Помню тебя в кино с лимоном. Только ты у нас лимоны ела, как картошку!
Вместе улыбнулись.
Увидели, что коты пошли спать, и решили: нам тоже пора. Сегодня уже не будет новостей, теперь до утра надо ждать. А котов папа привез, когда приезжал к бабушке в отпуск один раз, осенью. Мы тогда не увиделись, и я весь день спрашиваю себя почему. Не совпали как-то, разминулись, только по телефону говорили дольше обычного. Потом у бабушки спрашивала, как они пожили эту неделю. Сказала тогда, что папа и не был дома. Точнее, вроде был, сидел вот на этом стуле, на своем месте у холодильника, но так и не был дома. Везде носил с собой телефон и не выключал телевизор. Был где-то не здесь.
Я легла в кровать и почувствовала папу за спиной. Явно и сильно, и было не страшно.
Особенно когда выключили свет.
День десятый
За окном проливной.
Северный апрельский ливень идет прямо по снегу. Хуже дождя не придумаешь, только мартовский, но он реже случается. А вот апрельский будто неизбежен. Перед первыми теплыми дождями обязательно проходит сирая, никому не нужная вода. Земля еще мерзлая, не впитает, и река не примет, еще подо льдом. Вот и стоит у крыльца талая вода. И согнать ее нелегко. Надо просто ждать, когда сама уйдет.
И дом погряз в ожидании. Со дня на день должно решиться, когда и как привезут папу. Там, где он сейчас, наверное, несмотря ни на что, началась посевная, а у нас вода на полях, которая не в радость, не в землю, а поверху, будто попусту. Даже не верится, что скоро белые ночи. Хотя вчера я поймала момент, когда разошлись тучи и солнце даже грело. Только ясные дни пока не обещают.
Утром сверяемся с бабушкой и тетей, кто и как спал. Говорю, хорошо, даже если плохо. Сначала караулила бабушку, а потом дождь все-таки усыпил. Второй день пытаемся разговаривать, сидим втроем за горячим чаем или просто за пустыми чашками, папу вспоминаем. Я не даю никому плакать, не знаю почему. Может, просто раньше никогда не плакала с бабушкой или тетей, а может, понимаю, что самое трудное только начинается и неясно, когда закончится.
Нужно занять руки, одними разговорами ждать невозможно. Вроде полы чистые, все выстирано, поглажено, вода и дрова наношены. Придумали мыть посуду в серванте. Я видела, что пыли почти нет, но все равно попросила бабушку дать несколько тряпок и тазик.
Мыла один сервиз, потом другой, бокалы узкие, бокалы широкие, стаканы, стопки, тарелки, суповые тарелки, салатники, сахарницу, конфетницу, селедочницу и даже какую-то посудинку для оливок. Всё есть, и почти ничего не разбито. Не хватало одной пары в сервизе, может, еще кофейника или молочника, бабушка уже сама не помнит.
Опрокидывала посуду на стол, на полотенце. Вытирать слишком долго, пускай все само обсохнет. Хотя куда спешить… Протерла только бокалы, стаканы и стопки. Они точно скоро пригодятся.
Тем временем тетя ушла ненадолго вздремнуть, ночью так и не получилось, а бабушка разбирала верхний шкаф с документами. Уже второй день с нас требуют разные бумаги. Мало ли что еще понадобится, вот и решили найти все заранее. Свидетельство о смерти дедушки, свидетельство о разводе родителей. Впервые увидела папины дипломы – оба красные. И еще охотничий билет.
Дом бабушки на самом берегу. Я раньше никогда не жила у самой реки. Только рядом, но все же поодаль. Сейчас вот она, прямо в окне. А папа так вырос. Бабушка говорит:
– Только льдины сойдут, он уж на реке. С малечка! Сам себя закалял, никто не приучал.
– И ты разрешала?
– Попробуй-ка ему запретить. Он и в училище сам поехал. Один-единственный раз за всю жизнь в поселок приехали агитировать, в школу пришли, а так мы бы знать не знали, что тако военное училище есть. И поехал поступать. И поступил ведь. Один-единственный раз приезжали, в школе агитировали, и поехал, один-единственный…
Бабушка бродила со своим разговором из комнаты в комнату, а я осталась смотреть на пустой сервант и посуду, которая сохла на полотенце. Надо немного подождать – и можно ставить на место.
Я тоже окунаюсь еще до белой черемухи. Только это не папа меня приучил, сама. Почему-то мы редко плавали вместе, но один раз хорошо помню. Это было как раз под бабушкиным домом. Теплый-теплый день. Папа туда-сюда, на другой берег и обратно. Меня зовет с собой, а я говорю:
– Не, я вдоль берега плавать люблю!
– Боишься, что ли? Или плавать не умеешь? Ну-ка, дай посмотрю, как ты плывешь.
Я умела только по-простому, по-лягушачьи или по-собачьи. Папа немного посмеялся и начал меня учить плавать по-серьезному. Только у нас ничего не выходило. Я уже большая была, привыкла по-своему, и мы быстро оставили эту затею. Предложила доплыть до середины реки, чтобы папа не подумал, что совсем трусиха. Встаю, а ноги до дна не достают. Испугалась, конечно, никогда не плавала до такой глубины. Мама с бабушкой говорили купаться только там, где до пояса. И тут папа берет меня и усаживает на плечи. Стоим прямо на середине реки – вот тут-то я поняла, какая она огромная.
– Представь еще над рекой дирижабль!
Я тогда не знала, что это,
