Сестры Шред - Бетси Лернер
На мой день рождения Джош повел меня посмотреть на шоу кружащихся дервишей. Я хотела заплатить за билеты, но он отказался.
– Это за мой счет, Шред. Я твой должник!
Тема финансового дисбаланса между нами прозвучала впервые, и я растерялась. У меня не было ощущения, что мной пользуются; я платила (ну, папиными деньгами), а Джош менял мою жизнь.
– Лучшие места здесь, – указал он, когда мы поднялись на последний ряд балкона. – Отсюда видна вся сцена.
Дервиши сначала двигались медленно, потом начали кружиться, набирая скорость. У меня было такое чувство, что мое тело поднимается, как в невесомости, словно Вселенная перевернулась – примерно так я представляю себе ощущение выхода из тела. Когда все закончилось, я продолжала сидеть в ступоре, не в силах пошевелиться. Зрители аплодировали стоя, топали, кричали «браво», Джош улюлюкал и свистел. Когда включили свет, он уселся обратно и положил руку мне на шею. Я вздрогнула, как будто меня укусил слепень.
После возвращения домой, уже посреди ночи, Джош перебрался ко мне в постель и обвил меня своим обнаженным телом. Мне хотелось раскрыться, как разворачивались широкие белые юбки танцоров, но я боялась изменить условия нашей дружбы и боялась потерять девственность. С годами я стала еще более ранимой. Работая в лаборатории, я случайно услышала, как один ассистент сказал другому, что мне нужно с кем-нибудь переспать. В этой обидной фразе было много правды. Как-то я слушала радиоинтервью с женщиной-участницей французского Сопротивления. У нее в жизни было много романов. «А для чего еще дана жизнь? – говорила она с пресыщенным видом. – Ни разу в жизни не позаниматься любовью – все равно что вернуть подарок, не раскрыв его». Коробка, обернутая золотой бумагой и украшенная золотыми лентами, мерцала на дереве мечты.
Я повернулась к Джошу и поведала ему свою тайну.
– Ты шутишь, конечно? – рассмеялся он.
– Не смейся.
– Да что ты, перестань. Я думал, у тебя была сотня любовников.
– Лжешь.
– Ладно, ничего страшного, – вздохнул Джош. – Можно и без этого.
Внезапно меня охватило подозрение, что Джош никогда не учился в Колумбийском университете, что не было никакой Мэри Келли, никакого Артура Инглиша. Что это за фальшивое имя такое – Артур Инглиш? И что за спектакль мы разыгрываем сейчас? Джош не был моим парнем. Он был моим, как сказал бы отец, нахлебником. Всплыли воспоминания о прошлых унижениях. «Поешь говна, Шред». Джош ретировался на кушетку. Я повернулась лицом к кирпичной стене. Та насмешливо щерилась всеми своими рытвинами.
Примерно раз в две недели мы встречались с Кирой в Венгерской кафе-кондитерской на Амстердам-авеню. После отмены помолвки Кира занялась тем, что она называла сексом в отместку: переспала с одним из приятелей Курта по регби, одним женатым профессором с кафедры классической музыки и с каким-то человеком, с которым познакомилась в очереди к кассе в супермаркете. Кира сказала, что секс с людьми, в которых ты не влюблена, дарит ощущение свободы.
Я поинтересовалась, не возникала ли у нее мысль сходить к психотерапевту.
– Я лучше упьюсь до смерти, – рассмеялась Кира.
Набравшись смелости, я проговорила то, что чувствовала:
– Ты выглядишь по-настоящему несчастной.
Бравада Киры тут же испарилась.
– Да, я разрушила свою жизнь из-за какого-то придурка.
Ари заходил вернуть ей ключи и еще кое-какие вещи.
– Там оказалось все, что я ему дарила… Что со мной не так? – спросила она со слезами в голосе и провела пальцами по глазам, чтобы не расплакаться и не испортить макияж.
– Ты помиришься с Ари, – попыталась утешить ее я.
– Правда? – Кира вытаращила глаза, словно я была гадалкой с хрустальным шаром.
– Да, но при одном условии…
На лице Киры отразилось нетерпение; она была готова на все.
– Сходи к психотерапевту.
– Ха-ха! Подловила. Черт его знает, может, и стоит…
Когда принесли счет, Кира быстро взяла его и сказала:
– Я плачу.
– Давай пополам.
– Нет-нет. – Она полезла в сумочку и достала из кошелька двадцатку. – Ты мне обходишься дешевле, чем любой психотерапевт.
– Спасибо.
– А как насчет тебя?
– Что насчет меня?
– Когда ты наконец с кем-нибудь переспишь?
9
В автобусе до Леонии, штат Нью-Джерси, мы держались за руки. Мы направлялись на выпускной вечер: сестра Джоша окончила университет. Он ехал домой в первый раз после того, как его отчислили, и всю дорогу волновался. Его сестра уже получила высокооплачиваемую работу в консалтинговой фирме, а двоюродные братья и сестры неплохо зарабатывали, продавая страховки, импортируя автомобильные запчасти и снимая обучающие видеоролики. Стараясь его утешить, я говорила Джошу, что он один в семье занимается чем-то по-настоящему творческим.
В качестве гостинцев я привезла пирожные и розовую герань в глиняном горшочке. Мать Джоша одобрительно поворковала и обняла меня. Она, конечно, думала, что раз уж мы живем вместе, то я его девушка. Отец Джоша не потрудился встать со своего шезлонга. Он назвал сына девчонкой, когда тот отрастил длинные волосы, назвал его педиком, когда тот проколол себе ухо. А теперь, когда Джош вылетел из универа, отец стал звать его тупицей.
Сестра Джоша выглядела как его женская версия; их можно было принять за близнецов. «Мы полные противоположности, – только и сказал о ней Джош, впрочем, потом добавил: – Она стерва».
Пообещав вернуться через минутку, он скрылся в своей детской спальне. Его мать засы́пала меня вопросами о моей семье. Я рассказала, что отец живет во Флориде, а мать – в Коннектикуте, но в настоящее время она в круизе вокруг мыса Горн.
– Они в разводе?
– Да, – ответила я и почувствовала, как напротив моего имени поставили черную меточку.
– В каникулы тебе, наверное, тяжело бывает…
– У вас тут здорово, – сменила тему я, отчаянно желая, чтобы Джош скорей вернулся.
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет, одна я, – солгала я. Врать было противно. Казалось, из-за дивана вот-вот выскочит Олли с криком: «Не торопись, сестренка!»
Нащупав дверную ручку, я скрылась в спальне Джоша, где теперь стояли швейная машинка и коробка с катушками ярких ниток. Джош лежал на кровати. Он похлопал рукой рядом с собой. Я тоже легла на спину, и мы уставились в потолок. На потолке было пятно цвета некрепкого чая. Джош повернулся на бок и
