Из Венеции в осень - Наталья Шемет
Он закончит, конечно, закончит ту картину – для нее, для них. Но только не сейчас. Нет, сейчас попросту нельзя работать над заказом: это слишком расточительно, тратить такой чудесный день на работу, которая требует лишь немного техники и времени. Такой день для вдохновения, и он пишет свою любимую, в длинном, старинном длинном воздушном платье – как у феи или лесной принцессы, кружащуюся под осыпающейся листвой осенью.
Несколько эскизов уже готово.
Закусив губу, художник пишет, пытаясь снова и снова уловить и перенести на бумагу грациозные движения танцующей девушки. А удивительные кружащиеся вокруг него листья он добавит позже. Ах, какое богатое сочетание цветов! Все оттенки охры, а небо, небо! Какое чистое, лазурное, прозрачное! Сейчас – набросать, запомнить. Потом – дома, когда она ляжет спать – попытаться уже на холсте восстановить все богатство осени и гармонично вписать ее фигуру в композицию картины.
Заказ подождет: сейчас он должен, просто обязан написать ее на фоне этой набережной, в листопаде рыжем, рыжем и красном, и листья кружат, как огромные конфетти, выпущенные из гигантской хлопушки.
Вся его жизнь оказалась картиной, выполненной на заказ: все чужое, не твое, все не так, что хотелось, все не то, к чему лежала душа. Может, уже хватит? Может, годы, что он жил не своей жизнью, стали достаточным искуплением совершенного когда-то предательства? Как он был молод, глуп, самонадеян… самовлюблен… мог ли он кого-то любить? Простили ли его? Тогда – нет. На что он потратил жизнь, и где сейчас все те люди, которых он растерял за последние двадцать лет…
Искупление было достаточным: годы, долгие годы прозябания на нудной, не имеющей отношения к творчеству работе, и страх взять в руки карандаш ли, кисть… Наконец-то он сможет жить так, как нужно ему. Без оглядки на все, что есть вокруг, на все, что было, на всех, перед кем он так виноват. Теперь у него есть она. Чудное чудо, дивное диво – хрупкая девушка с твердым взглядом и упрямым подбородком. Она совершила подвиг. Он снова стал рисовать. Правда, поначалу втайне от нее.
Сейчас он рисует свою Музу, свое счастье – девушку, которая изменила его жизнь, которая встряхнула его заплесневелую душу, как подушку, и выбила всю пыль, всю грязь, и наполнила жизнь новым смыслом – такую хрупкую девушку, невесомую, нежную и сильную в то же время. Ту, что содрала с окон его квартиры старые, пыльные, мрачные портьеры, которые висели там с незапамятных времен, и впустила живительный солнечный свет в его дом – и в его душу.
Как, оказывается, может быть светло и радостно у человека на душе. И жизнь кажется наилучшим из даров, возможных на этой земле.
Она – она одна что-то да значит в его жизни, а не тот важный господин, который думает, что за деньги можно купить художника. Работу можно купить, но творчество, Музу – никогда. Это ее, а не тот глупый сюжет, который он закончит позже, за несколько вечеров, ее он должен рисовать несчетное количество раз, запечатлеть в десятках полотен, на века, ее дивный образ, прекрасные черты, и попытаться передать через холст, масло и касание кисти ее жажду жизни – жажду, которой каким-то чудом хватило на двоих.
Он нарисует ее – снова, сейчас, еще раз.
Картина на заказ подождет.
Она была Гитара
Она была Гитара и пела о любви.
Как часто они сидели на кухне далеко за полночь – Мужчина, Женщина и Гитара. Уткнувшись подбородком в ладошки, Женщина внимала звукам Гитары – то ласковым, как материнская колыбельная, то страстным, словно рожденным под жарким солнцем Испании.
Гитара не ревновала Хозяина, ведь он был Мужчина. Чем больше привязывался к Хозяйке, чем больше любил ее, тем нежнее он был с Гитарой. Их странный тройственный союз был гармоничным и счастливым до тех пор, пока в доме не появился Компьютер.
Одноглазый незнакомец поселился в самой большой комнате. Вместе с ним явился Компьютерный Стол, наглый и беспардонный. Находясь в тайном сговоре, Компьютер и Стол вынудили Мужчину купить Компьютерное Кресло.
Оно было большим и черным. Не очень мягким, не очень жестким. В нем так удобно сидеть, а если немного покачаться, можно вообразить себя в гамаке в саду или на берегу реки. Иллюзия жизни создавалась полнейшая.
В тот день Хозяин, удобно устроившись в Кресле, впервые надолго забыл о Гитаре. Она безмолвно плакала в углу, не понимая, что же произошло? И почему Мужчина сидит на одном месте, почти не шевелясь, не отрывая глаз от нахального новичка? И только пальцы двигаются – но музыки не слышно…
А пришелец, стоило его включить, начинал жить собственной жизнью. У Компьютера была Цель – увлечь Мужчину и затянуть в свой мир. Насовсем.
Все, что только можно представить, находилось в этом выдуманном, несуществующем мире. Кроме ценной, необходимой для работы информации, там было много всего – какие-то люди, на самом деле не являющиеся теми, за кого себя выдают, новости, порой выдуманные одержимыми сплетниками и подающиеся, как сенсация, события, не зная о которых можно прекрасно жить и быть абсолютно счастливым. Письма, сообщения, страницы, закладки, окна, ответы, форумы и чаты, сайты и блоги – и не замечаешь, что виртуальность затягивает глубже и глубже.
Только большая часть этого было не настоящим.
Встав с постели, Мужчина сразу же включал Компьютер.
Наспех приготовив кофе и горячие бутерброды (он их так любил! С майонезом, колбасой, сыром, сверху – пару листиков салата), садился в любимое теперь Кресло, и оно нагло прижималось к спине. Вырваться из кожаных объятий было практически невозможно, и Мужчина оставался перед Компьютером на долгие, долгие часы.
Вскоре завтрак, обед и ужин плавно переместились к Компьютеру. Понемногу пища становилась все проще, а Компьютерный Стол – все грязнее.
Даже кофе, его любимый молотый кофе сменил растворимый напиток, который Мужчина вместе с другими необходимыми вещами заказывал по Интернету. Больше он не делал горячих бутербродов.
А однажды Компьютер удивленно мигнул и погас. Гитара радостно зазвенела, но радость ее была недолгой. Соперник, даже мертвый, уже контролировал ситуацию. Впервые за несколько дней Мужчина вышел из дома. Когда вернулся, в руках у него была коробка.
Так в доме появился Бесперебойник.
Гитара рыдала, Компьютер ликовал. Теперь
