Время для счастья - Мария Метлицкая
Чемоданов так и не позвонил. Пропал.
Странный этот Чемоданов, и это мягко говоря. Но под Новый год можно бы было и помириться. Или хотя бы попробовать. Но, кажется, он так ничего и не понял… Не понял, на что Катя обиделась. Ну да, у мужиков другая организация. Но сама она не позвонит, это точно.
Катя вспоминала тот день, когда они поругались. Вернее, когда она обиделась, потому что поругаться с непробиваемым Чемодановым было невозможно.
Обсуждали предстоящий Новый год. Катя что-то лепетала по поводу закусок и горячего, Чемоданов был серьезен и сосредоточен — копался в розетке.
— Вадим! — она наконец не выдержала. — Ну что ты все «угу» да «угу»! Ты вообще меня слышишь?
И снова «угу», которое Катю взбесило.
— И да, — сказала она, — с нами на Новый год будет мама! Это вопрос решенный и обжалованию не подлежит! Ты меня слышишь?
Наконец Чемоданов повернулся к Кате.
— Я тебя слышу, — спокойно ответил он. — Но мы будем вдвоем. В этот Новый год мы будем одни, Катерина. Надеюсь, и ты меня слышишь. А что касается «решенный и обжалованию не подлежит»… Так вот, моя милая. Все решения, касающиеся нас, принимаются вместе.
Взбешенная Катя его перебила:
— Ах вот как! В общем, полная свобода действий и личности! Никакой дискриминации, никакого сексизма! Ну надо же — вместе! Какая прелесть! А ты не слишком ли много берешь на себя? — Катя задыхалась от злости и гнева. — Ты, Чемоданов, забыл — ты уже не товарищ майор! И из доблестной Российской армии уволился лет восемь назад — я не ошиблась? И я тебе не солдат в казарме: «Сесть, встать!» Я взрослая и самостоятельная женщина! И ты, Чемоданов… — Катя закашлялась.
— Водички? — заботливо спросил Чемоданов.
— Да пошел ты! — хрипло крикнула она и, схватив куртку и сумку, выскочила за дверь.
Только в машине увидела, что выскочила в домашних тапочках. Смешных, теплых войлочных тапках, расшитых божьими коровками.
Она завела машину и рванула вперед.
Сорвалась, нервы. Конец года, усталость. Утомительная и раздражающая неопределенность. Его мертвецкое, нечеловеческое спокойствие. Она неправа, но признавать это не собиралась. Чемоданов не мальчик, а зрелый мужчина, прошедший через смерть близких, войну и одиночество. Потерявший во многое веру. С ним так нельзя. Но и она не железная. Уж извините.
Похоже, надо привыкать к новому статусу — «не в отношениях». Смешно…
О Чемоданове деликатная мама не спрашивала, но Катя видела, что очень хотела.
В какой-то момент не выдержала и все же спросила, деликатно, осторожно и отвлеченно, так, между прочим:
— А ты, Катюша, где будешь на праздники? В компании или с Веркой? За городом или в Москве?
— В Москве, — сухо ответила Катя, — и в компании.
В какой — уточнять не стала. Врать не любила, потому что не умела и почти всегда попадалась.
Мама вздохнула и погрустнела.
Переживает. Переживает за дочь, и это понятно. Успешная, целеустремленная и работящая девочка. Стройная и хорошенькая. А не везет. Просто тотально не везет, как будто заговорили! То тот мажор — ой, вспоминать страшно! Мурашки по коже. Дальше всякая ерунда, мелочевка, не о чем говорить.
Потом опять дурацкий роман с этим американцем. А ведь славный был парень, интеллектуал, эрудит, километры наматывал по музеям, читал хорошие книги.
И Ольга Евгеньевна ждала развязки. Планировала свадьбу, тревожилась, что не дадут визу в Америку, думала о подарке. И нате вам, чем все закончилось… Бедная девочка, бедная хорошая девочка.
Посмотришь по сторонам — боже, такие замуж выходят! Уму непостижимо. Пустые, как африканский там-там. Пустые и наглые, готовые содержанки, в глазах только деньги. А Катька трудяга, всего достигла сама. Выходит, судьба? Только бы родить успела, а уж она, мать, ей поможет! Все возьмет на себя, только бы дожить до счастливого дня и взять на руки лялечку!
Пока Катя романилась с Майком, Ольга Евгеньевна почти не спала, все думала, что будет, когда дочка уедет. Катька уедет на другой континент, а она проведет старость в полном одиночестве, без дочери и внуков. «Эгоистка, — укоряли ее подружки, — думаешь только о себе, а ты о дочке подумай!»
О дочке думала беспрестанно. Но и о себе думала, о своем одиночестве. Кто у нее есть, кроме Кати? И, положа руку на сердце, успокоилась, когда этот чокнутый Майк написал, что женился. Выдохнула и пришла в себя. Эгоизм или страх остаться одной? Ну да, страх порождает эгоизм. Если б она была не одна, если бы у нее был муж или друг…
Ладно, что вспоминать. Следующий был Чемоданов. Смешная фамилия, так и просилось на язык — мадам Чемоданова!
Приличный парень, хоть и со странностями. Хотя кто без них? Бывший военный, а значит, человек дисциплины. Непьющий, зарабатывающий, без разводов и детей. Дом начал строить, похоже, серьезный и основательный, слов на ветер не бросает. И дом будет настоящим, семейным гнездом. Только будет ли в нем хозяйкой ее Катя?
Кажется, Катя влюбилась в этот дом и горячо участвовала в строительстве. И ей, матери, рассказывала, рисовала, чертила — в общем, увлеклась.
Говорила, что отделка идет к концу, и мебель скоро придет, а светильники и прочие мелочи они давно купили.
И про елку без конца говорила, что такая красавица, и прямо под окнами, вот нарядят и зажгут лампочки, и будет сказочная, невозможная красота. «И все мы под елочкой, мам!» — говорила Катя и у нее горели глаза.
Похоже, снова не получилось. Просто поругались или расстались? Но, кажется, на Новый год Катя, будет без Чемоданова. И без наряженной под окном красавицы-елки.
Воскресенье не было объявлено днем отдыха и расслабухи, но войдя домой, Катя поняла, как она устала.
Не было сил раздеться. Одетая, она сидела в прихожей и корила себя: «Вставай, бледная немочь! Встань и разденься, налей себе крепкого чаю и бегом в спальню! Бегом! Брось свое бренное тело на любимую лежанку и закрой глаза».
Так и сделала.
Кружку с чаем несла аккуратно — дрожали руки. Докатилась. Ой, не дай бог! Вспомнила, как после расставания с Майком заработала нервный срыв. Настоящий, с бесконечно текущими слезами, с полным отсутствием сил, с дрожью в конечностях, отсутствием аппетита и полным нежеланием жить.
Нет, плохих мыслей не было! Но жить не хотелось.
Перепуганная, мама отвела ее к доктору. Спустя полтора месяца, по чуть-чуть, понемногу, микроскопическими шажками, Катя начала возвращаться к жизни. Помогли таблетки. А когда ее отпустило — поехали в Ригу, где жила мамина школьная подружка Наташа. Тетя Наташа, как
