Живое свидетельство - Алан Ислер
Ранним утром 23 февраля 1919 года юная вдова разрешилась от бремени сыном. Объявление о рождении Джайлза Сирила появилось в «Йоркшир ивнинг пост» и в «Черч таймс». Письма, перевязанные атласной ленточкой, любовные, сказала Фрэнни, и их она мне не показала. В плоской кожаной коробочке, в бархатном мешочке хранились Военный крест и Крест Виктории. Среди фотографий были официальный снимок капитана Энтуисла в военной форме и фото новобрачных на ступенях церкви Святого Суитина, по обеим сторонам от них — викарии с сияющими супругами. Невеста смотрит на жениха, смотрит с обожанием. Идет дождь.
— Я это лучше уберу, — сказала Фрэнни. — Я не совала нос в чужую жизнь, наткнулась на это, когда искала свой плащ. Но Сирилу не рассказала. Вряд ли ему это понравится.
— Так он родился в 1919-м, а не в 1920-м?
— Трудно сказать. Паспорт и свидетельство о рождении он держит под замком. — Фрэнни усмехнулась. — А что, если все это вообще не про его родителей? Что, если это фальшивка? От него и такого можно ожидать.
— Ну, выяснить это большого труда не составит.
— Тогда получится, что я сую нос в чужие дела. Тут нет ничего, что противоречило бы тому, что он мне рассказывал. Я знала, что его отец погиб на войне и никогда его не видел. Почему-то он никогда не упоминал об отцовских наградах. Вроде бы должен ими гордиться. Большинство мальчиков гордились бы. Они с матерью некоторое время жили у ее родителей в доме викария, но потом те умерли от инфлюэнцы. Печальный поворот событий. Похоже на историю из Диккенса, правда? Куда было податься несчастной молодой вдове и ее бедному сыночку? Неужели в богадельню? Но тут их спасли родители капитана Энтуисла, которые купили им этот дом и назначили небольшое ежегодное пособие. Этот добрый поступок не только успокаивал совесть, но и помогал держать нежелательных родственников на безопасном расстоянии. Так что хотя в детстве Сирила денег в доме было немного, но кладовка никогда не пустовала. Да, ему, как и многим детям, приходилось тащиться каждое утро через пустошь в Киркли, в школу — тут ваша мама рассказывала правду. В те времена никаких школьных автобусов не было. К тому же довольно скоро он попал в Кронин-Холл, получил стипендию.
То, как Сирил жонглировал своей историей, заставляло задуматься о проявлениях раздутого до чудовищных размеров эго. Женщина раздвинула ноги, пару раз постонала, и наружу выскочил Сирил Энтуисл, гений. Какая мать может быть удостоена такой чести? И какой отец? Наверняка он обдумывал и идею непорочного рождения.
— А вас нисколько не волнует то, что он обманщик?
Это было слишком смело с моей стороны, слишком дерзко. И, видимо, было ошибкой.
— Мошенник? Да он самый искренний человек из всех, кого я знаю. А еще он — надеюсь, вы не забыли, — величайший английский художник двадцатого века. В одном его мазке больше правды, чем во всем Священном Писании, не говоря уж о ваших дурацких романах. Боже, да какое мне дело до его прошлого? У меня есть Сирил здесь и сейчас, и ничего кроме него здесь и сейчас мне не нужно. — Она раздраженно встала, прижав коробку к груди. — Он мне говорил, что вы болван. Уж не знаю, что он с вами носится. Из сентиментальности, наверное.
Итак, меня одна за другой отвергли две женщины, к которым у меня была хоть искра интереса. В случае с Саскией — больше, чем искра. Но так или иначе, похоже, пришла пора мне немного покопаться в своем прошлом. Я наконец понял, что хотел я не столько Фрэнни, сколько того, что получал Энтуисл от этой красавицы — безоговорочного восхищения и поклонения. Я завидовал именно тому, как возлюбленные, не рассуждая, принимают друг друга, тому, как безоговорочна их страсть. Именно к такому счастливому состоянию я мечтал подключиться — в том числе и оказаться в сексуально заряженном поле, — когда проводил рождественские праздники с Сирилом и Фрэнни.
Надеюсь, никто не сочтет это нытьем, но мои отношения с женщинами обычно недолговечны и приносят мало радости. Начинается все с восторга, но скатывается к разочарованию. Думаю, это проклятье писательского ремесла. Слишком скоро я начинаю видеть в очередной даме персонаж своего произведения, создание, чьей личностью и устремлениями я могу манипулировать по своей воле и вокруг которого я могу выстраивать различные эпизоды, пускать сюжет по новым маршрутам, к чему-то еще неизвестному, непройденному, отвергающему или побеждающему. И, похоже, сдержать себя я не в силах.
Но конечно же, она — не плод вымысла, который можно изменять как мне заблагорассудится. На нее уже повлияли среда и происхождение, у нее есть мысли и переживания, о которых мне ничего не известно. До того, как она возникла в моей жизни и в моей голове, она, должен я признать, полностью сформировалась. И когда созданная моим воображением и настоящая женщина вступают в противоборство, примирить их никак не получается. Либо она, либо я, а то и мы оба чувствуем себя преданными.
Впрочем, с Кейт был не совсем такой случай. Кейт была вполне реальной. Никакого раздвоения. Кейт была… М-да… Давайте двинемся дальше, хорошо?
Двигаться дальше — я полагал, что этим и занимаюсь, когда женился на Лиззи Бродбент, а случилось это через год после моего возвращения из Мошолу и Нью-Йорка. Только что вышел единственный из моих романов, действие которого происходит в Новом Свете, «Времена в квадрате». У меня взял интервью «паренек-бодрячок» с Би-би-си Кит Рамблоу — для теперь уже забытой, но в те времена очень популярной утренней передачи «Все самое светлое».
