Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин
В кабинете на очередную планерку начали собираться начальники служб. На каждого из них Остудин теперь смотрел так, словно видел впервые. Вот вошли Кузьмин и Еланцев. Громко отодвинув стулья, они уселись на свои места. Их логика проста: «Нам дали власть, а значит, и ответственность. Мы имеем привилегию командовать и одновременно отвечать за все, что нам поручено».
Вслед за ними на пороге появился Соломончик. Обычно он сидел рядом с Кузьминым. Но сейчас сел через два стула от него на место Галайбы. Тут же достал из кармана блокнот и принялся усиленно изучать сделанные в нем пометки. На Остудина он даже не посмотрел, когда вошел в кабинет, кивнул не ему, а столу, за которым сидел Роман Иванович. Соломончик, очевидно, уже прознал о решении бюро райкома, поэтому счел за лучшее держаться подальше от опального начальника. Начальники приходят и уходят, а Соломончик должен оставаться всегда.
За Соломончиком вошел начальник вышкомонтажного цеха Базаров. Он поздоровался за руку сначала с Остудиным, потом с остальными и сел на свое место. Точно так же вел себя и Галайба. Правда, когда увидел, что на его месте сидит Соломончик, на секунду замешкался. Но Ефим Семенович был настолько поглощен записями в блокноте, что Галайба, по всей видимости, подумал: Соломончик перепутал места по рассеянности. Галайба пожал плечами и молча сел на свободный стул. Последним в кабинете появился Краснов. Опустив голову и не глядя ни на кого, он прошел к своему месту.
Остудин подождал, пока все усядутся, выждал паузу, взял телефонограмму и, покачивая ею, сказал:
— Нам пришло распоряжение из объединения перевести бригаду Вохминцева с Кедровой площади на Моховую. Несколько минут назад мне звонил Батурин и подтвердил это указание.
Остудин видел, как скривилось лицо Галайбы, который посмотрел сначала на Еланцева, потом на всех остальных и сказал:
— Да вы шо, Роман Иванович, скважина должна дать нефть, а мы ее кидаем недобуренную. Я тильки сегодня отправил туда солярку. Нет, нет, Батурина слухать не следует, надо лететь в райком.
— Я уже был там вчера, — сказал Остудин.
— И доказалы? — спросил Галайба.
— Пытался доказать.
— Ну и шо? — Галайба вытянул шею и повернул ухо к столу начальника.
— Исключили из партии.
— Кого? Вас? — не понял Галайба. — Да вони шо, с ума посходилы? За что?
— За то, что хотел бурить скважину дальше.
— А как же Юрий Павлович? — Галайба повернулся к Краснову и растерянно посмотрел на него.
— Краснов проголосовал за исключение, — ответил вместо Остудина Еланцев.
— Ты — за исключение? — Галайба протянул руку, двумя пальцами ухватил Краснова за отворот пиджака, подтянул к себе и повторил: — Ты — за исключение?
— Убери руку, — сказал Краснов и вместе со стулом отодвинулся от стола. Галайба выпустил пиджак. — Да, я голосовал за исключение. Решение бюро райкома обязательно для каждого коммуниста, в том числе и для начальника экспедиции. Я так воспитан и стою на этом.
— Мы вам так Остудина не отдадим, — сказал Галайба. — Мы с ним свет увидели. Люди премии стали получать. Жилья вон сколько понастроили.
— На Кедровую площадь вышли, — добавил Базаров.
Перепалка начинала перерастать в неуправляемый конфликт. Еланцев приподнялся и тоже хотел что-то сказать. Но Остудин, перебив его, стукнул ладонью по столу и резко произнес:
— Хватит. Мы не на профсоюзном собрании, а на рабочей планерке. Нам пришло указание из объединения, и мы обязаны его выполнять. Транспортный цех сегодня же должен подготовить тракторный поезд и завтра отправить на Моховую солярку и цемент. Базаров со своими людьми полетит туда сразу после планерки и начнет готовить оборудование к работе. Послезавтра на Моховую прибудет бригада Вохминцева. Еланцеву дается две недели на то, чтобы составить полный отчет о скважине на Кедровой. Если вопросов нет, планерка закончена.
Все встали. Первым вышел из кабинета Краснов. Никто, кроме Соломончика, не проводил его взглядом. Остудин понял, что между Красновым и коллективом экспедиции возникла стена, преодолеть которую будет невозможно. Соломончик подождал, пока Краснов скроется за дверью, сунул блокнот в карман и обратился к Остудину:
— Мне будут какие-нибудь указания, Роман Иванович?
Остудин отрицательно покачал головой. Соломончик сделал всем прощальный жест рукой и вышел.
— Мы что, теперь во всем будем слушаться Мордасова? — спросил Еланцев.
— Ты знаешь, что мне сегодня сказал Батурин? — Остудин вышел из-за стола и подошел к Еланцеву. — Россия на нас держится, не на мордасовых.
— И что же нам делать? — снова спросил Еланцев.
— Думать о будущем.
— Ты уверен, что оно у нас есть?
Остудин не ответил. Он вернулся к столу и стал перебирать лежащие на нем бумаги. Еланцев посмотрел на него, пожал плечами и медленно направился к выходу. Он сам не мог ответить на вопрос: есть ли у нас будущее?
ЭПИЛОГ
Таня не собиралась лететь в Таежный и уж тем более не планировала специальной встречи с Остудиным. Но два дня назад ей позвонил заведующий отделом корреспондентской сети «Известий» Евгений Михайлович Шатохин. Задав дежурные вопросы о самочувствии и настроении, спросил:
— Для нас ничего не пишете?
— Пока ничего, — сказала Таня. — Но думаю.
— Долго думаете, — шутливо упрекнул Шатохин.
После первой и такой громкой публикации в «Известиях» Таня продолжала сотрудничать с этой газетой. За полтора года опубликовала в ней три репортажа и с десяток коротких заметок. Молодежная газета оставляла время на это занятие. В глубине души Таня мечтала о солидной центральной газете, и ей хотелось сделать крупный заметный материал, но, как часто бывает,
