A Sinistra - Виктор Олегович Пелевин

- Кюхля, не суетись.
К ним подошел коренастый, красивый мальчик с голубыми серьезными глазами и светлой прядкой волос на лбу.
- Пушкин, говоришь? - он критически осмотрел Сашеньку.
- Пушкин, - с некоторым вызовом отозвался Сашенька.
- Пущин, - блондинчик протянул руку. - А вот это, - он кивнул на подходящего рыжеватого толстячка. - Дельвиг. Или Хрюша.
- Лучше Дельвиг, - отозвался Дельвиг, поправляя очки и улыбаясь Сашеньке. - А еще лучше - Антон.
- Приятно с вами познакомиться, господа, - кашлянув, сказал Сашенька и покраснел.
Мальчишки засмеялись.
- Мы не господа, мы - пираты. Пират Антон, пират Иван, пират Кюхля.
- А можно.
- Можно, - Пущин хлопнул Сашеньку по плечу. - Ну, разоблачай свой мешок. Вон твоя койка.
- Сладости из дому есть? - брызжа слюной, осведомился Дельвиг.
- Тебе бы только жрать, Хрюша, - вздохнул Пущин и зыркнул на Сашеньку. - А правда, есть?
- Есть немного, - признался Саша.
- Ура! - заорал Дельвиг.
На вопль Дельвига обратили внимание другие мальчишки.
- Кто это у нас?
- Не лезь не в свое дело, Кукольник, - напыжился Пущин.
- Ваня-Ванятка, - засмеялся Кукольник и, распушив павлиний хвост, заходил вокруг пиратов. - Тебе бы только в политику нос совать, да царя проклинать, а Дельвигу - жрать да философствовать, а Кюхле - дрочить и философствовать.
- Сам ты дрочишь! - воскликнул Кюхля, краснея.
- А тут к вам еще и Пушкин, - не унимался Кукольник. - Интересно, что это такое? С виду похож на обезьяну. Обезьяна. Братцы, к нам прибыла обезьяна!
Два десятка глоток громыхнули смехом. Но самое обидное, что фыркнули новые друзья - хоть вежливо, а все-таки. Конюх Пантелей до смерти забил мужика Сидора, а вся дворня смотрела. Удар в груди, трещат ребра, ломаются, льется из пасти Сидора юшка.
Кулаки мальчика сжались. Бросил мешок в сторону, кинулся на Кукольника. Раз - по яйцам. Согнулся в три погибели Кукольник, стонет. Коленкой - по роже. Так. Кровица из ноздрей - тонкими струйками. С ног валить. Вот! Теперь можно уродовать.
- Стой, Пушкин, - крепкие руки схватили Сашеньку, отшвырнули.
Сашенька порывался достать до Кукольника ногой, да Пущин его не пущал.
- Образумься, Пушкин! Кукольник безобиден.
- По шее ребром ладони, - бормотал Сашенька, вырываясь.
- Угомони его, Иван, - умоляюще воскликнул Дельвиг.
Пущин вздохнул и, коротко размахнувшись, ударил Сашеньку в подбородок.
Глава 11. «Бабу ебсть пойдешь?»
Очнулся Сашенька в темноте.
«Кирюха».
И тут же вспомнил: он не в уютной квартирке у Полицейского моста с Кирюхой, да дядей Базилееем, а в Лицее. Вспомнил Пущина, Дельвига, Кюхлю, приторную рожу Кукольника. Всхлипнул тихонько. Домой охота. А тут еще шорох.
- Кто там?
- Спишь, Пушкин?
Некто темный склонился над кроватью. Вильгельм Кюхельбекер, укутанный в простынку.
- Нет. Чего надо?
- Бабу ебсть пойдешь?
По - заговорщицки спросил Кюхля, с похотливцей в голосе. Вспомнил Сашенька лежащую на полу голую Палашку, ноги дебелые раздвинутые, розовое марево срама.
- Пойду! А какая здесь баба?
- Ну, уж точно не Трясущаяся Башка. Та не баба, а ведьма. Баба - это Сонечка Мардушкова, дочка дворника. Сладенький пирожок. Сиськи, жопа.
Кюхля почесал промежность.
- Ну, так идешь?
Сашенька - живо с постели. В простынку завернулся.
- Пошли.
Кюхля на цыпочках проследовал мимо кроватей с храпящими холмами.
- Спят, - вонюче засмеялся в ухо Сашеньке, - А мы ебаться идем.
Вышли из опочивальни, прокрались по коридору мимо директорской, мимо столовой и вшивой людской. Скрипнула дверь - и мальчишки на улице. Бррр! Прохладно. Даром, что июль. Жуки носятся над газовым фонарем. Перестукивает где-то вдалеке лошаденка запоздалого ваньки.
- Сюда.
Кюхля потянул Сашеньку к флигельку.
- Там дворник живет... И Сонечка.
При слове «Сонечка» на толстых губах Кюхельбекера мелькнула слюна.
- Тише, обезьяна.
Под ногой Сашеньки скрипнул камешек.
- Я не обезьяна.
Вот и флигилек. Сашеньке вдруг стало страшно.
- Кюхля.
- Чего тебе?
- А дворник?
- Что дворник?
- Дворник где?
- Дворника намедни выпороли, и сослали в деревню на три дни. За то, что к лошадям приставал.
- А.
Кюхля подкрался к двери дворницкой. Толкнул. Дверь заскрипела.
- Не заперто, - радостно зашептал Кюхля.
Заглянул.
- Ого!
- Чего там? - нетерпеливо Сашенька.
Искаженная похотью рожа Кюхли возникла перед ним, губы шевелились, как червяки- выползни.
- Там она, Сонечка. На кровати лежит. Срака голая.
- Срака голая?
- Ну, да.
Кюхля дернулся было в дверь, но Сашенька его задержал.
- Постой. Можно... я.
Вильгельм посмотрел на Сашеньку. Цыкнул зубом.
- Лады, хуй с тобой. Иди. Засади ей.
Сашенька на цыпочках - к двери. Не соврал Кюхля. В лунном свете