Романеска - Тонино Бенаквиста

Мистер Грин отрывается от газеты, получив текстовое сообщение от жены:
«Славить Господа — это прекрасно, но разве любить одно из Его созданий больше, чем любит его Он сам, не будет самым совершенным Его прославлением?»
Он не помнит, что когда-то произнес эту фразу, но она кажется ему правильной. Во всяком случае, достаточно логичной.
Хозяин преисподней не случайно зашвырнул их сюда.
Этот отравленный дар он приберег для них в надежде, что современный мир одарит их подарками похлеще. Именно в этом конкретном месте земного шара веков десять тому назад влюбленные впервые взглянули друг на друга и чуть не потеряли сознание от любви. И теперь снова они не упали в обморок, правда на то были совсем другие причины.
Они стояли посреди обширной площадки, заполненной тысячей металлических механизмов, часть из которых двигались в разные стороны, почти касаясь друг друга и чуть не сталкиваясь в узких проездах. Маленькие повозки без лошадей, в каждой из которой сидело по четыре пассажира, с шумом перемещались сами собой. Те, что приезжали на площадку, занимали места тех, что ее покидали, останавливаясь в соответствии с белыми линиями, которыми была расчерчена на удивление гладкая черная поверхность земли. Выбравшись из повозок наружу, их пассажиры тут же обзаводились странными тачками из кованого железа, а затем исчезали внутри огромного крытого рынка, длинного, как сотня выстроенных в одну линию амбаров, и высокого, как крепость.
Это был паркинг торгового центра с его непринужденной утренней суетой.
Перепуганные влюбленные, прижавшись друг к другу, поспешили убежать подальше от этого непомерно большого сооружения невиданных очертаний, построенного из неведомых материалов, с его сомнительными запахами и загадочной симметрией. Чувствуя себя взаперти под открытым небом, они стали пробираться вдоль ограды, не находя выхода, как вдруг заметили вдали, словно маяк во тьме, вершину дуба. Моля Бога, чтобы там оказался лес, они бросились к нему, но вынуждены были остановиться на краю автострады, перейти которую можно было лишь с риском для жизни: по этой бешеной преграде нескончаемым потоком неслись адские повозки, подсекая и словно атакуя одна другую и лишь в последний момент избегая столкновения. Это была настоящая война, вникать в детали которой им не хотелось. Воспользовавшись просветом, образовавшимся в веренице машин, они помчались к лесу и, углубившись в чащу, бежали, пока не стих шум, издаваемый этими металлическими чудовищами. Задыхаясь, опустились они на землю, как два солдата, чудом выбравшиеся из-под огня, обессилевшие, но живые.
Обоим вспомнилось то печальное утро, когда, изгнанные односельчанами, они наскоро собирали свой скарб. Как забыть то совершенно особое горе, когда ты оказываешься вынужден бежать с родной земли, то чувство одиночества, превращающее взрослого в сироту, порядочного человека в бродягу, осужденного жить в чужом краю оседлым скитальцем. И пусть этот край полон красот и природных ресурсов — для пришельца он навсегда будет окрашен тоской по родине.
Теперь же, в этот самый момент, в этом самом лесу они должны были бы испытывать противоположное чувство — радость от возвращения в родные края. Это был их лес, в нем они родились, он их кормил, в нем они укрывали свою зарождавшуюся любовь, прятались от чужих глаз, и никто не знал его лучше, чем сборщица ягод и зверолов. Они прошли из конца в конец весь белый свет, побывали на Небесах и в преисподней, и теперь сердце должно было бы подсказать им: «Это здесь». Ветер должен был бы напевать дивные мелодии, деревья — наполниться живительной влагой, воздух — пропитаться ароматами прелой земли, плоды — налиться сладким соком, заросли — кишеть зверьем, пышная листва — скрывать горизонт.
И однако, они не узнавали своего прежнего леса, теперь такого чистого, прибранного, подстриженного, прореженного, сухого, пустынного — никакой живности, даже насекомых! В этом лесу не найдешь ни ягод, ни дичи, ни даже тени, заливавший его свет казался тусклым, мутным, как и зелень листвы, и бурый цвет земли. Построить себе тут убежище, заново начать жизнь — об этом нечего и думать. Нет, им надо поскорее возвращаться в мир и попытаться там прижиться.
*
Им понадобилось меньше двух часов, чтобы обновить свои знания о трех веках цивилизации. За время их отсутствия на Земле были созданы экраны, заключавшие в себе все картинки мира, дававшие доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством, позволявшие увидеть голубую планету с неба, нарисовать очертания бесконечно малых объектов, заглянуть в каждый дом, даже на другом конце света. А если вам надо было туда отправиться, вас доставлял самолет, которому на это требовалось меньше времени, чем нужно, чтобы попытаться представить себе такое путешествие. Они, прошедшие океаны, пустыни, степи пешком, верхом, по воде или на спине верблюда, задавались теперь вопросом: может быть, веди они поиски сегодня, им быстрее удалось бы отыскать друг друга?
Они вправе были ожидать огромных философских и политических перемен, однако формула гармоничного сосуществования народов так еще и не была открыта. Подавляющее большинство государств избрало экономическую модель, основанную на извлечении прибыли и потреблении, а также систему управления, при которой прогрессисты и консерваторы вели постоянную вражду. В этом новом мире люди потрошили друг друга из-за каких-то идеалов, рас, религий, природных ресурсов, но теперь это делалось с помощью способного спровоцировать мировой катаклизм оружия, несмотря на нескончаемые переговоры руководителей. Финансовые картели, консорциумы, трастовые фонды и холдинги, пришедшие на смену властителям и монархиям, воевали между собой, используя зверские методы, на которые не были способны самые страшные тираны, исчезнувшие теперь почти поголовно, поскольку они оказались не в силах противостоять гораздо более могущественному авторитету — рынку. Иногда, как и в былые времена, откуда-то раздавался мудрый, добрый голос, но стоило этому мудрецу смешаться с десятком таких же, как он, и его голос тонул в общей какофонии, а он в конце концов начинал вместе со всеми призывать к самосуду. Если с отдельным человеком еще можно было как-то найти взаимопонимание, то с группой это по-прежнему было немыслимо.
Они обнаружили также — и это привело их в неописуемый ужас, — что люди выказывали маниакальное стремление (в