Песнь для Демиурга - Ольга Морох
— Не знаю, её не было, — Райен оглянулась, — здесь почти все…
— Кроме энуаров, — горько заметил Нае.
— По ним били в первую очередь, Нае, — Райен несмело коснулась плеча. — Прости…
— Тебе незачем извиняться…
— Давай, я посмотрю, что с рукой, — Райен потянула его прочь. Когда на плече появилась рана? Он не заметил. Покорно позволил усадить себя на табурет у манипуляционного стола
— Эхо говорит, снаружи настоящий ад, — подошёл Келвин. — Он затворил все окна и двери, и сказал, что защитит всех внутри. Они не пройдут.
— Но и мы не выйдем, — возразил Нае. — Это осада.
— Да, — Келвин кивнул, скрестил руки на груди, поёжился, — осада… — Взглянул на рану, что Райен осторожно перевязала. — Ты был там?
— Был, — сколько времени прошло, как Оульм вручил ему эхо-лиру? Ещё одна вечность. И за это время Найрис Нер’Рит успел повзрослеть и состариться. — Отец убил Уля… — добавил он, чувствуя, что если не поделится горем, то оно затопит его до самой макушки. — Просто рассёк его надвое… И даже не пожалел об этом.
— О, Нае… — только и смогла сказать Райен, присела, прижалась к боку, спрятала лицо на груди. — Мне так жаль!
Нае кивнул. Жаль. Но этим никак не воскресить дорогих тебе людей. Осталось последнее средство — не дать «Струнам» уничтожить Хор.
*****
После перевязки Райен усадила энуара в укромный уголок за ширму, давая время побыть одному. Келвин, Эрион, Террен и не только они, приняли на себя новые для себя роли заботливых сиделок.
Нае даже успел провалиться в тревожный полусон.
«Я говорил тебе», — снова отец. Чего он хочет. Если бы можно было закрыться от него совершенно!
«Ещё можно спасти остальных. Сдавайтесь. Мы выведем вас в долину», — оставить Хор? Чтобы они уничтожили всё…
«Око нанесёт удар на закате. Прошу, подумайте», — о чём? Он сам хотел убить Нае, но Вирон ему не позволил. О чём он сейчас говорит?
«Никто не выживет». — Никто? Даже Райен? — «Открой нам двери»
Нае слышал и Эхо. Ещё недавно большое, доброе и заботливое создание страдало от нанесённых ран не меньше людей. Ему пришлось закрыть Хор несколькими слоями камня, и для этого лишить несколько помещений стен. Например, стенах зала для занятий зияли теперь огромные дыры. Всего этого Нае ещё не видел, но уже знал, что над Консонатой собирается страшной силы буря, но теперь не Эхо провоцировал её, а гнев Спящего. И Эхо было страшно. Немного.
От непрекращающихся низких вибраций разболелась голова. Нае поднялся. Куда бежать? От отца, от боли и потери? Можно ли найти место, где всё иначе? Сам не свой он побрёл прочь. Мимо раненых и суетящихся помощников. Не заметил встревоженного взгляда Райен и многозначительных перемолвок между Келвином и Эрионом. Просто ушёл, спасая себя от чужой боли.
Эхо страдал не меньше. Нае слышал разрушенные стены, раздираемые кошмарами прямо сейчас галереи и кровли. Словно стая падальщиков накинулись они на обессиленную добычу и рвала, чтобы уничтожить волю к сопротивлению.
«Прошу ещё раз, подумай»
О чём здесь думать. Перед глазами стоял Оульм и тончайшее лезвие звуковой волны, рассекающее его тело наискось. От плеча до бедра. А потом он упал.
«Найрис», — вот бы отец вылез из головы и больше никогда туда не приходил. Горе, что они встретились. Лучше было бы если бы он умер еще тогда.
С досадой Нае увидел перед собой двери забытого Архива.
— Я не хочу больше, — бросил он, — ненавижу их!
Но Эхо приоткрыл дверь и даже зажёг приветливый огонёк внутри. И Нае поддался. Зашёл. Даже безошибочно нашёл тот самый манускрипт с запретной печатью. Знак «Немых струн». Сел прямо на пол под лампу.
Интуитивно выдохнул ноту невидимости. Детские игры. Играли с братом. Как он раньше не догадался? Нае когда-то думал, что это забавно. Свиток, сдувая с себя печать молчания проявил замысловатые энуарские литеры, сплетённые в четыре блока письмена. Проявились на несколько вдохов и угасли снова.
Манифест. Так его назвал Вирон.
И снова литеры пятнают бумагу.
«Когда смолкнет песнь,
Погаснет кошмара свет,
Мир станет другим,
В тьме родится ответ.»
И дальше было написано то, что он и так уже знал. Демиург умирает и тянет за собой созданный мир. Пробудить творца — благо, ибо он тогда сохранит жизнь своим детям. Тру́сы! Они все тру́сы! Нае подтянул колени к груди и задумался.
Если Вирон и Око были друзьями, значит одноглазый бывал в Консонате. Кто знает, быть может, он тоже нашёл здесь этот манифест?
— Найрис? — в приоткрытую дверь заглянула Лорели.
— Да, я здесь, — Нае вытер на всякий случай глаза.
— Тебе нельзя сейчас быть одному, — заметила целительница и прошла внутрь, заметно прихрамывая. — Особенно здесь. Это забытое место.
— Отчего?
— Здесь бродят призраки прошлого.
Лорели встала у стены глядя на энуара сверху вниз. Но в её взгляде не было превосходства или высокомерия, только усталость.
— Ты уязвим, — добавила она. Эхо заботливо выдвинул для неё камень, похожий на сидение стула, и она с тихим вздохом села.
— Не больше чем другие, — вздохнул Нае. Положил руки на колени.
— Гораздо больше, — возразила Лорели. Лицо её в свете неярких ламп углубило тени под глазами. — Твой отец зовёт тебя? Скажи…
— Да, но я не хочу его слышать.
— Нам передали требования, — целительница помолчала и говорила теперь отстранённо глядя в сторону, — от нас требуют признать поражение. Грандмастер осталась снаружи и, кажется, её больше нет. Каденс без сознания. Из тех, кто может принять решения остались я и Рангар. Остальные пропали или ранены.
— А такое уже бывало? — Нае повернулся к ней, — во время первой и второй войны?
— Тогда они были кратно слабее, Найрис, — Лорели слабо улыбнулась, — а мы намного сильнее. Мы не считались с потерями, а сейчас вынуждены радоваться любому поющему и беречь силы. Это угасание Хора.
— Почему?
— Дар энуаров тоже гаснет, разве ты не видишь? И, кажется, однажды случится так, что в ваших общинах начнут рождаться дети без него. Это ужасно звучит, знаю. Но это так.
— Но не значит ли это… — Нае с трудом заставил себя говорить. Не сочтут ли его предателем? — Значит ли это, что они правы? Лорели? Что Демиург умирает…
Целительница помолчала, размышляя.
— Каденс говорил о тебе, что ты не боишься задавать вопросы. Это ему в тебе нравится и ужасно забавляет.
— Я бы не сказал, — Нае положил голову на руки. — Кажется, его забавляет другое.
— Каденс… — Лорели прикусила губу, совсем, как тётка, когда не знала, соврать ей или сказать правду. — Каденс застал вторую войну.
