На встречу дня - Ежи Вавжак
Стояла теплая, тихая ночь. Темноту рассеивали фонари, тянущиеся вдоль главной аллеи. Громада мартеновского цеха светилась бесконечным рядом узких длинных окон из бронестекла. Небо было затянуто тучами, но порой сквозь них проглядывала луна, освещая высокую насыпь и блестящие рельсы. Зося замедлила шаг.
— Присядем на минутку, — предложила она, показав на пологий откос отвала, поросший травой и кустарником.
— Мы же идем в...
— Ничего, дело не срочное. Если на то пошло, я могу туда и завтра сходить, — засмеялась Зося. — Мне просто захотелось подышать свежим воздухом. Вы бы никогда не догадались пригласить меня прогуляться.
— Действительно, такая идея не пришла бы мне в голову, — ответил он с иронией. — Я всегда думал, что прихожу сюда с иной целью.
— Ну, не сердитесь. — Она взяла его за руку.
— Что вы, не вижу повода. Собственно, у меня и самого частенько появляется желание махнуть на все рукой и пойти куда глаза глядят. Пойти и больше не вернуться.
Они вскарабкались по откосу и сели на траву. Гжегож достал сигареты. Он сидел, молча глядя на бесконечное переплетение рельсов, беспорядочно разбросанные строения, вслушивался в тихий, неумолчный шум сталелитейного цеха, в едва уловимое дыхание мартенов, в приглушенное шипение трубопроводов на старой доменной печи.
— Хорошо здесь, правда? — сказал он.
— Сейчас, с вами — да, а вообще-то эти ночные смены мне боком выходят. Я с полгода уже прошусь перевести меня в центральную лабораторию.
— А я понемногу привыкаю. Вначале, действительно, было трудно. Все норовил где-нибудь присесть и хоть пару минут вздремнуть.
— Не верю, чтобы к этому можно было привыкнуть.
— И тем не менее...
— Странный вы человек...
— В чем же эта странность? — спросил он, заинтригованный.
— В том, что я не побоялась завернуть с вами сюда, — засмеялась Зося кокетливо.
— Просто я воспитанный человек, — резко оборвал он ее.
— Увы, — рассмеялась она громко, но с явными нотками разочарования.
— Не волнуйтесь, Зося, я умею понимать шутки, хотя и удивляюсь, почему это я не попытался раньше приударить за вами. — Его начала забавлять создавшаяся ситуация, хотя и по другому поводу. — Не умею я использовать благоприятных обстоятельств, и вообще...
Гжегож чувствовал, что смешон, но не мог придумать, как выйти из создавшегося положения.
— Жаль мне вас, — с деланной заботой проговорила Зося. — Ну пошли, а то Борецкий, наверно, уже беспокоится, куда это мы пропали.
Он встал и подал ей руку. Она схватила ее и ловко вскочила на ноги.
— Нравится мне все это, — сказал он.
— Что? — удивилась она. — Что нравится?
Он привлек ее к себе, преодолевая сопротивление, вызванное скорее непониманием его слов, чем нежеланием, и поцеловал в губы.
Зося попыталась оттолкнуть его, а когда ей это наконец удалось, посмотрела на него с еще большим удивлением и потом уже покорно позволила поцеловать себя еще раз. Долгим крепким поцелуем, до головокружения.
«Так Кристине и надо, я правильно сделал, что пошел с этой девушкой, воспользовался случаем... Давно надо было придумать что-нибудь подобное и стряхнуть с себя Кристинины чары. Это и справедливо и скорее приведет к какому-то разумному решению».
Он чуть отстранил Зосю, стараясь получше рассмотреть ее лицо и глаза. Потом улыбнулся, но улыбка получилась грустной.
— Есть кое-какие помехи, Зося, не сердись и не считай меня круглым дураком.
— Я догадываюсь, — прошептала она тихо. — Действительно, пора возвращаться.
...Гурный даже вздрогнул. Голос Борецкого вывел его из задумчивости, совершенно оторвавшей его от действительности. И это было тем более странно, что та мимолетная встреча была первой и последней. Она ничего не значила и не могла иметь никаких последствий. И нынешние их обычные отношения лишний раз это доказывали.
— Ну, все в порядке. Можно выпускать.
— Я возьму еще одну пробу, надо проверить.
— Не понимаю вас. То вы торопились, гнали как на пожар, а теперь медлите.
— Все ясно, — поддержал его Пёнтек, подошедший в этот момент к начальнику смены с каким-то своим делом, а может, и просто посмотреть, как все кончится; а возможно, в нем заговорила совесть — ведь как-никак эту марку планировалось варить на одной из его печей.
Гжегож поручил Леону взять еще одну пробу, но результатов ждать не стал. Он прошел за печь и дал команду выпускать. Леон стоял рядом и улыбался.
— Не прошло и семи часов, как мы утерли им нос, — проговорил он с деланным равнодушием.
Гурный взглянул на него и неодобрительно поморщился — дескать, не такое уж это великое дело, но тут же заговорщически подмигнул и ткнул в бок.
Сталь лилась в ковш тугой струей. Гжегож смотрел через синее стекло, ожидая, когда появятся более светлые блики, означающие появление шлака, и тогда надо будет дать команду пробить желоб, чтобы остатки шлака стекли непосредственно в шлаковый ковш, установленный под печью.
— Добавь еще марганца, — сказал Пёнтек, — мне что-то кажется маловато.
— Думаю, хватит. — Гжегож не смотрел ему в глаза. — Там видно будет. Вальчак, присмотри тут.
Проблема потеряла для него остроту и всякий интерес. Сильное перенапряжение обычно всегда приносит безразличие к исходу дела. Когда слишком долго ждешь желаемого результата, наступающее удовлетворение всегда представляется совершенно ничтожным — слишком поздно оно пришло. Гжегож направился в конторку. Теперь оставалось только ждать результатов анализа последней пробы. Появился Борецкий. Он шел от двери и улыбался, ни слова не говоря, хлопнул Гжегожа по плечу. Гурный ни о чем не спросил.
— Звоню Томзе, инженер Гурный, — бросил Борецкий. — Пусть этот тип спит себе спокойно. — И он принялся набирать номер телефона заместителя начальника цеха.
VII
— Давно не помню я такого лета, — вздохнул Яниц. — Надо же, конец сентября, а какая жарища! Чувствуешь себя как выжатый лимон.
Он поднес к спекшимся от огненного жара губам горлышко бутылки с газированной водой; вода была теплой, солоноватой, противной на вкус и жажды не утоляла, но хоть на время приносила некоторое облегчение. Тыльной стороной ладони Яниц отер лицо и
