В сердце войны - Александр Николаевич Карпов
– Не приучен.
Боец криво улыбнулся и протянул руку с дымящейся самокруткой стоявшему на крыльце Вите. Тот, не сообразив, что жест красноармейца был шуткой, тоже замотал головой, отказываясь от предложенного. Мальчик сосредоточенно слушал рассказ пленного о происходившем еще вчера в их городе.
– Меня из погреба достали, – продолжил пленный. – А если бы я не вышел, то гранату бы ко мне кинули.
– А меня в канаве нашли, – встрял в рассказ старшего молодой боец. – Я ночью в темноте туда попал. Стреляли больно сильно, головы не поднять. Думал, что с рассветом осмотрюсь и уйду. Как светать стало, я по кустам пополз, а они ж без листвы. Наткнулся на раненого, потормошил его. Чую – дышит, а он очнулся и заорал. Всю ночь рядом лежал и молчал. Наверное, без сознания был. Все на сильную боль жаловался. Просил не бросать его. А я его было тащить собрался. А тут немцы на шум вышли. Внезапно так. Ну и взяли меня. Я руки-то поднял.
– А того что? – перебил его старший.
– Того застрелили, – с тоской в голосе ответил молодой боец.
– Вот и попробуй тут. Сразу расстреляют, – стал возмущаться красноармеец, выпуская облако табачного дыма.
В подтверждение его слов где-то вдалеке стали хлопать винтовочные выстрелы, потом затрещал пулемет и ударил резкий гром взорвавшейся ручной гранаты.
– Тоже добивают кого-то. Это их пулемет так бьет, – старший боец кивнул в сторону немецких солдат, один из которых повторил свой жест с автоматом, давая понять пленным, что пора приступить к работе.
Красноармеец медленно взял с земли лопату и так же медленно направился в сторону забора. Потом он оглянулся и обратился к пожилой хозяйке:
– Вы бы, мамаша, поискали бы для меня что-нибудь ненужное. А то шинелька моя сгорела, а я без нее околел совсем.
Старушка сначала не хотела откликаться на просьбу пленного красноармейца, возмущенно глядя на бойца, не по ее вине утратившего казенное имущество и теперь надеявшегося возместить свою утрату за счет местной жительницы, давя на ее жалость. В глазах строгой женщины он был нерадивым солдатом, по вине которого она была вынуждена выживать в условиях фронта и оккупации с сыном инвалидом и малолетними внуками. Но потом, несмотря на таившуюся в ее душе злобу, она все же принесла бойцу из сарая старую потрепанную куртку, в которой обычно трудился в огороде кто-нибудь из ее сыновей. Отдав ее, она вдруг увидела, что немец жестами дает указание пленным на слом всего забора, что отделял ее участок от улицы, от чего, завопив жалостливым голосом, старуха бросилась на колени перед гитлеровцами, складывая руки на груди и причитая:
– Господин, за что? Почто забор-то ломать?
Один из немцев резко и громко выругался в ее адрес, замахнувшись прикладом, от чего Илья предостерег мать, вспоминая вчерашний случай с трагической гибелью их соседки.
– Мама, не надо! Застрелят, чего доброго! Они ведь такие, – он озирался на гитлеровцев, трясся от страха и с дрожью в голосе отталкивал ее.
– Мамаша, ты лучше б нам картошечки отварила, а то уже третий день во рту ничего не было, – тихо попросил старший пленный, не отвлекаясь от работы. – А забор все равно старый, чего его жалеть. Ты лучше сына и внука жалей.
Старушка, наткнувшись на маленького Витю, спешно схватила его за руку и поспешила удалиться в дом. Внезапно навалившаяся на нее тяжесть утраты выросшей на ее глазах соседской женщины, всколыхнула ее сознание. Зайдя в дом, она сразу же стала поучать молодую невестку:
– Настя, даже не выходи из дому! Слышишь меня, не выходи и не высовывайся! Думай только о детях.
Пожилая женщина в бессилии опустилась на стул возле окна и стала вытирать трясущейся рукой слезы с лица. Такой ее в доме еще никто и никогда не видел. Всегда сердитая и властная, сейчас она выглядела подавленной и растерянной. Поддавшись настроению свекрови, молодая хозяйка, сидевшая на кровати, сжалась в комок. Она поочередно смотрела влажными от слез глазами на каждого из своих детей, тихо постанывая и причитая тонким голосом:
– Детки мои, как же мы с вами жить теперь будем? Что же делать нам с вами?
Видя плачущую мать, нервно потиравшую скулу, по которой вчера ударил немец, восьмимесячная Тамара громко заплакала, заражая этим и старшую сестренку Валю, и брата Витю. Как ни старался мальчик сдержаться от переполнявших его эмоций, он, стоя у входной двери, тоже залился горькими слезами. Решив не поддаваться всеобщему домашнему плачу, Витя спешно выскочил из дому и направился к Илье, подумав, что лучше будет помогать дяде, чем останется под одной крышей с плачущими женщинами. Отойдя на пару шагов от крыльца, он остановился, решив не показывать никому свои слезы и чтобы не будоражить и без того напуганного дядю. Постояв немного отвернувшись в сторону сарая, он несколько раз глубоко и прерывисто вздохнул и только потом двинулся к работающим на сносе их забора красноармейцам.
На месте еще несколько минут назад стоявшей старой деревянной ограды зиял сплошной проем, в котором оставались лишь толстые опоры, часть из которых уже выкорчевывалась пленными. Курившие в стороне гитлеровцы не спускали с них глаз, то и дело озираясь и наблюдая ненавистными взглядами за теми, кто еще вчера оказывал им яростное сопротивление на подступах к непокорному городу и на его улицах, за теми, кто еще несколько дней назад громил и убивал их, подбивал их танки, жег машины и тягачи, яростно и упорно отбивал их атаки, не жалея себя. Даже сейчас взятые накануне в плен красноармейцы, обезоруженные и униженные, раненые и голодные, представлялись им не менее опасными, чем тогда, когда они были вооружены и стояли в обороне. То и дело из-под козырька покрытой грязью стальной каски зыркали глаза немецкого солдата. Молодой и крепкий, закаленный в боях ефрейтор сплевывал себе под ноги, держа наготове автомат, не опуская руки с затворной коробки. Он ловил на себе короткие косые взгляды одного из работавших пленных красноармейцев, которого считал самым опасным для себя из всей массы захваченных в плен. У этого бойца не читалась во взгляде растерянность. Он был собран и внимателен. Гитлеровец бросил себе под ноги окурок и уже начал двигаться в сторону пленных, твердо решив расстрелять подозрительного красноармейца прямо на месте.
– Витя, – подозвал к себе мальчика боец, – тебя ведь так зовут?
Тот закивал в ответ.
– Зови свою бабушку. И начинайте сломанный забор таскать к себе в подворье. Зима настает, топить чем-то надо. А с этими, – он
