Тайная жизнь термитов - Морис Метерлинк

XI

Мы уже знаем, что Xylocopae представляют собою сильных пчел, высверливающих в сухих деревьях углубления для постройки себе гнезд. Они всегда живут одиноко. Впрочем, к концу лета случается встречать несколько особей из рода Xylocopae cyanscens, собирающихся группами на ветви золотоцветника, чтобы вместе провести зиму. Это запоздавшее братство является исключением у Xylocopae, но у их очень близких родичей Ceratinae оно уже вошло в привычку. Вот и исходный пункт идеи общежития. Но у Xylocopidae она не получила дальнейшего развития и не перешла первой неясной линии любви.

У других Apiens эта пробивающаяся ощупью идея принимает другие формы. Chalicodomae, живущие под крышами сараев пчелы-каменщицы, вырывающие себе норы в земле Dasypodae и Halictae собираются для постройки гнезд в многочисленные колонии. Однако ж это единение призрачно, ибо колонии состоят из отдельных единиц, не имеющих между собою ничего общего, никакой связи. Каждый индивид этого общества находится в страшном одиночестве: он строит свое жилище без чьей бы то ни было помощи и не интересуясь делами своих соседей. «Это, – говорит Перетц, – не более как простое соединение индивидов с одинаковыми вкусами и одинаковыми способностями; девиз „всяк за себя“ господствует здесь во всей своей силе; их кипучая работа напоминает рой исключительно многочисленностью участниц в ней и их усердием. Подобные общества являются единственно следствием большого скопления одинаковых существ, обитающих в одном и том же месте».

Но у Panurgi, двоюродных сестер Dasypodae, уже пробивается слабый луч света, обнаруживающий нарождение нового чувства. Они соединяются, подобно предыдущим, в общества, и хотя каждая пчела роет свою норку собственными силами, но зато вход и галерея, ведущие с поверхности земли в каждую отдельную келью, уже общи. «Таким образом, – говорит Перетц, – во время работы над камерой каждая пчела действует, как будто бы она была одинока, но галерея становится общею собственностью. Все пользуются ею и освобождаются, таким образом, от излишней затраты сил и времени, потребных на постройку для каждой камеры отдельной галереи. Было бы интересно убедиться, производится ли эта предварительная работа сообща и не существует ли здесь смен, чтобы пчелы могли работать поочередно?»

Как бы там ни было, но здесь идея братства пробивает преграду, разделявшую два мира. Тут уже не холод, голод и страх смерти дают толчок ослепленному и не сознающему себя инстинкту, но внушение более широкой жизни. Хотя и на этот раз развитие идеи останавливается и не идет дальше, но что за беда? Она этим не смущается и ищет других путей. Когда она доходит до шмелей, то здесь созревает, принимает иные формы и производит свои первые решительные чудеса.

XII

Шмели – эти огромные, пушистые, вечно жужжащие, страшные на вид, но крайне безобидные по сущности пчелы – прежде всего одиночки. С первых же дней марта перенесшая все невзгоды зимы, оплодотворенная самка приступает к постройке гнезда под землею или в кустах, сообразно привычкам того вида, к которому она принадлежит. Пробуждающаяся весна застает ее в одиночестве. Она сравнивает, копает и украшает избранное ею для устройства гнезда место; строит затем довольно бесформенные восковые ячейки, наполняет их медом и цветочною пылью, кладет яйца, ухаживает за личинками, и вскоре она уже окружена целой семьей дочерей, помогающих ей во всех работах, как домашних, так и надворных. Некоторые из молодых шмелей, в свою очередь, начинают класть яйца. Благосостояние растет, постройки улучшаются, и колония увеличивается. Душой и, главное, «матерью колонии» остается основательница; она пребывает во главе царства, являющегося некоторым подобием царства нашей обыкновенной пчелы. Сходство, однако ж, довольно грубое: благосостояние у шмелей всегда ограниченное; плохо установленным законам мало кто повинуется; по временам появляются случаи первобытного каннибализма и детоубийства; архитектура безобразна и непрактична; но наибольшее различие между этими двумя обителями заключается в том, что одна из них постоянна, другая лишь временна. Действительно, обитель шмелей окончательно распадается осенью, ее три-четыре сотни жителей погибают, не оставив никакого следа после себя, все их усилия пропадают даром. Из всех их останется какая-нибудь одна самка, которая будущей весной, в таком же одиночестве и такой же бедности, в какой в прошлом году строилась ее мать, начнет снова ту же бесполезную работу. И на этот раз не видно, чтобы идея братства сознала свою силу.

У шмелей она не переступила определенных пределов, но, верная своим привычкам, неутомимая в своем метемпсихозе, вся еще волнующаяся от своего последнего успеха, она воплощается решительно и на этот раз почти совершенно в группе Meliponitae. Эта группа стоит в предпоследнем ряду от наших домашних пчел, то есть группы, в которой упомянутая идея достигает своего венца.

XIII

Организация мелипонит напоминает вполне организацию наших обыкновенных пчел. Тут налицо царица, по-видимому единая[28], неплодные работницы и самцы. В некоторых отношениях благоустройства у них еще более. Трутни, например, не ведут вполне праздного образа жизни – они выделяют воск. Леток улья лучше устроен: в холодные ночи он затворяется дверцей, а в теплые – чем-то вроде занавески, которая, однако же, допускает в улей приток свежего воздуха.

Сама же республика менее сильна, общая жизнь менее обеспеченна, благосостояние более ограниченно, чем у наших пчел, и если их поместить вместе, то Meliponitae начинают погибать. Идея братства прекрасно развита у обеих рас. Только в одном отношении она не идет у Meliponitae дальше, чем у шмелей. Я говорю о механической организации общественных работ, строгой экономизации сил, словом, о постройке обители. В этом отношении Meliponitae далеко уступают нашим пчелам. Для иллюстрации этого достаточно припомнить сказанное мною по этому поводу в части III, главе XVIII, добавив еще, что в ульях наших Apitae все ячейки служат безразлично для двух целей: для вывода потомства и для запасов. Они существуют так же долго, как и сами ульи; у Meliponitae же ячейки имеют лишь одно какое-нибудь назначение, и те, которые служили колыбельками молодых нимф, уничтожаются немедленно по выходе их оттуда. Только у нашей домашней пчелы эта идея проявилась в своей самой совершенной форме, что видно из неполной и беглой картины ее прогресса. Фиксируется ли этот прогресс отдельно и неизменно для каждого вида, и не является ли соединяющая их черта лишь плодом нашего воображения? Не будем искать системы в этой малоисследованной области. Ограничимся лишь временными умозаключениями и постараемся придерживаться тех, которые более полны надеждами; ибо, если уж выбор неизбежен, будем