Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Пусть даже и не думают о том, чтобы снова сослать База-ралы! Не сметь выдавать его властям! И ты не думай, что это в интересах Такежана. Если намереваетесь еще раз загнать этого человека на каторгу и при этом еще получить кун с жигитеков - то знайте, что я стану на их стороне. И ни одного паршивого стригунка не позволю получить с них! Пусть они хорошенько запомнят это!
В час, когда Шубар уже готовился выезжать, в ауле неожиданно появились старшие кунанбаевского рода: Майбасар,
Такежан. С ними были нукеры, многочисленная обслуга. Оказалось, что они срочно сами решили ехать в город. Увидев Шу-бара в абаевском доме, Такежан скривился от досады и недовольно проворчал:
- Е, ты ли это, наш расторопный джигит, которого мы послали в Семей? Мы-то думали, что ты уже там, а ты, оказывается, заскочил сюда и торчишь здесь, - неужели затем, чтобы никого не обидеть, а?
Неожиданно оказавшись между Такежаном и Абаем, хитроумный Шубар несколько растерялся и пробормотал не очень убедительно:
- Вот, надо было сменить лошадей, чтобы поскорее доехать. Уже послали джигитов за конями, сейчас и выедем.
Абай чуть заметно улыбнулся: еще звучали у него в ушах недавние слова Шубара: «Ага, заехал к вам, чтобы посоветоваться»... Изворотливый плут, да и только! Абай покачал головой.
Такежан спешил, не захотел даже оставаться на обед. Он объявил, что желает наедине поговорить с Абаем, для того и свернул с пути, заехал в Акшокы. «Времени нет чай пить, хочу что-то срочно сказать тебе.»
Абай не захотел уединяться с ним.
- Говори! - решительно произнес он. - Тут все свои.
Такежана убедил заехать и поговорить с Абаем их дядя Май-басар. Он же и советовал, чтобы Такежан говорил с братом наедине. Однако Абай все сделал по-своему. Никто из комнаты не вышел, даже самые младшие - Дармен, Магаш. Остались сидеть на месте и Майбасар с Шубаром.
Раздраженный своеволием хозяина дома, Такежан, в душе кипя возмущением, начал разговор в напряженном тоне.
- Я приехал просить у тебя помощи. Поедем со мной в город.
- Что прикажешь мне там делать? Думаю, что защитников и помощников всяких у тебя найдется немало. Зачем я нужен тебе?
- Понадобишься, если надо будет говорить с начальством.
- С начальством, ты знаешь, я не на дружеской ноге. Сановники почему-то раздражаются при виде меня.
- Хоть и раздражаются, но считаются с тобой! Они тебя уважают. Мне-то как раз и нужно это их уважение.
- И что? Ради этого мне обязательно нужно лезть в огонь?
- Я твой брат, и я уже горю в огне! Ты что, решил не рисковать своей головой, а моя пусть пропадает?
- Тот, кто обжегся в огне, должен подумать, почему он попал в огонь, не так ли, брат?
И тут обида взяла Такежана, насупившись, он глухо пробормотал:
- А чего мне думать, - ты же у меня есть, обдумывающий все и знающий то, чего я не знаю ...
- Добро. Тогда слушай меня. Ты погорел оттого, что доводил народ до слез. Это проклятие людей пало на твою голову.
Так говорил Абай своему брату, сидя напротив него за низеньким столом, устремив на него свои сверкающие черные глаза.
- Ту-у! Это когда же ты перестанешь называть «народом» всякое отребье, которое разносит по степи, как песчинки в бурю! Их не счесть, а следов от них на земле никаких не остается! Ты таких называешь «народом»?
- Да, именно, таких, - они и есть народ. Действительно, их не счесть, а таких, как ты, брат, не так уж и много. Но ты издеваешься над ними, и они плачут от тебя. И это народ нуждается в моей помощи, а не ты. Так на чьей же стороне мне быть, -неужели на твоей?
Эти слова Абая показались юному Дармену откровением. Такежану же они нанесли рану в самое сердце, он ударил кулаком по столу и, задыхаясь, крикнул:
- Тогда открыто скажи: «Я не сын своего отца Кунанбая, я враг всех уважаемых людей, друг каждой нищей твари!»
- Если так тебе угодно, то все верно!
- Ты сбился с пути предков! Верно говорят Оразбай, Жирен-ше о тебе - «сбивает народ с праведного пути». Ты выродок в нашей семье, отщепенец нашего рода, хочешь и меня, наверное, сбить с пути истинного!
- Если твой путь - это и есть путь истины, то я действительно отказываюсь идти по нему! Если из-за этого род Кунанбая считает меня отщепенцем, то воля ваша!
- Ты не только сам выродок, но хочешь, чтобы и дети твои стали такими же! Поэтому твой сын Акылбай сидел в шалаше и жрал куырдак, когда наши общие враги били моего сына и угоняли моих лошадей! Наверное, сынок твой глотал кусок за куском и приговаривал: «Шок, шок! Бейте его!» Не так ли, скажи?
- Ты считаешь, что Базаралы, угнавший твой скот, и я, объяснивший тебе, что ты сам виноват, - твои «общие враги»? Так добро же, я согласен с тобой!
- Значит, признаешься, что ты мне враг?
- Ты первым сказал это слово. В таком случае, беги, поймай сначала Базаралы, а потом возвращайся и хватай меня!
- На этот раз Базаралы от меня не уйдет! Уничтожу его!
- И ничего не получишь за украденных коней! С каторжника, что с мертвого, ничего не возьмешь, а с рода Жигитек кун заполучить тебе не удастся! Я сам готов выступить на суде за жатаков - против тебя!
- Абай! Он же разорил меня! Угнал весь мой скот! Разве в моих руках осталось еще хоть какое-нибудь добро, чтобы оберегать его от воров?
- Ты посеял насилие, получил в ответ беду. Первым нанес унижение, получил в ответ барымту.
Тут не выдержал Шубар.
- Оу, Абай-ага, что вы говорите! Разве Базаралы не вор, угнавший чужой скот и потом уничтоживший его, - весь целиком? Разве в степи может быть страшнее преступление, чем это? Ведь люди честным трудом наживали добро, а вор его украл! Абай-ага, по шариату воровство считается тяжким преступлением!
- Шариат не должен быть на стороне Такежана. Если шариат окажется на его стороне, то в нем нет истины, и он ведет к заблуждению.
- Так ты что, отрекаешься от священной веры предков, не признаешь мусульманских законов?
