Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов

Перед ним стоял человек весьма представительного вида, и стоял он свободно, с достоинством. Протянув руку, он учтиво склонил голову, как это делают хорошо воспитанные люди, и внятно, звучным голосом произнес по-русски:

- Здравствуйте, ваше превосходительство!

И следом же, пожимая генералу руку, представился:

- Ибрагим Кунанбаев!

Губернатор, до сих пор шедший без остановок, теперь отступил на полшага назад. Сказал, оглядев Абая с головы до ног:

- Кунанбаев! Тот самый смутьян?

Несколько мгновений они молча смотрели в глаза друг другу, затем продолжили говорить на русском языке.

- Да, ваше превосходительство, это я, - чуть заметно улыбнувшись, ответил Абай.

- И отчего же вы сделались таковым?

- Есть на то причины... Я против действий некоторых людей. Если угодно, даже борюсь с ними.

- Вам-то что до них? И зачем непременно бороться?

- Борьба - это закон жизни. Разве не все живое и неживое существует в борьбе? Все мы как-то боремся - и я, и вы, ваше превосходительство.

Щеки и лысина «жандарала» вдруг налились кровью. Да что это такое? Как смеет какой-то степной киргиз дерзить ему! При таком торжественном выходе, да перед уймой народа -так беззастенчиво, безбоязненно вступает с ним в разговоры. Вот арестовать его сейчас же - ведь жалоб на него достаточно, и они дают основание.

Впрочем, гнев тут же отпустил жандарала. Вот так, сейчас арестовать, - а что скажет эта степная публика? Скажут, что арестовал вместо ответа на слова. Будто бы ответить не смог. Нет, надо по-другому действовать. Спросил холодно:

- С кем же вы боретесь и с какой стати?

- Меня вообще тревожит зло, в любом его проявлении.

- А если кто-то считает злом лично вас? Многие так и отзываются, и бумаги на вас приходят.

- Это известно. Чего в жизни больше - зла или добра? По моему разумению, зла и злодеев больше. Потому и закономерно, что их голос преобладает.

Окружающие притихли, было слышно, как поодаль, где стоял Оразбай, кто-то шепчется на казахском языке. Это были Молдабай, Абыралы и Жиренше, они тихо переговаривались меж собой: «Заговорил с жандаралом!» - «А ведь жандарал и не сердит!» - «Может, и общий язык нашли?»

Сгорая от нетерпения, Оразбай подступил к Жиренше, такому же глухому на русский язык, как и он сам: «Он, что - ругает? Допрашивает?» и, озираясь, словно тугой на ухо, замер в ожидании ответа.

«Жандарал» все еще продолжал стоять возле Абая, похоже, не собираясь двигаться дальше.

- Вы так утверждаете?

- Да, именно так, ваше превосходительство!

- Можете доказать ваши слова?

- Вполне уверен.

- Ну... посмотрим! Следуйте за мной! - вдруг сказал «жан-дарал» и, не оглянувшись на Абая, продолжил свой путь. Абай, выйдя из толпы казахов, спокойно последовал за ним.

Ни сам Абай, ни стоявшие рядом казахи, ни даже толмачи, так или иначе владевшие русским языком, - никто не понял внезапной перемены в поведении «жандарала». Ясным было лишь то, что Абаю предлагается какое-то испытание. Не совсем понимая его сути, он двинулся за «жандаралом».

Абай шел с твердой решимостью отстаивать свое, чего бы это ни стоило. На миг ему показалось, будто он понял, что так насторожило «жандарала» в их скорой словесной перепалке. Нет, не отступит он перед этим человеком, какое бы жестокое испытание ни ожидало его!

Эти мысли приободрили Абая: он шел с высоко поднятой головой, отчего даже казался выше ростом. Его взгляд, одухотворенный новой решимостью, можно было принять за высокомерный, особенно это чувствовалось рядом с общим настроением угодливо согнувшихся волостных. Словом, Абай, идущий сразу же за «жандаралом», теперь тоже выглядел как сановник. То, что происходило, было для окружающих совершенно непостижимым, ввергающим в сильнейшую растерянность, - и могло бы вызвать у Абая искренний смех, если бы он сам имел возможность и время понаблюдать.

Несмотря на то что до сих пор еще никто не понял, с каким намерением «жандарал» взял с собой Абая, все волостные и бии принялись выказывать почет и ему. Вот они кланяются «жандаралу», со своим неизменным «Здрясити, ваше высокородие!» Затем, протянув обе руки Абаю, и ему оказывают достойный сановника почет, льстиво лопоча: «Удачи вам, мыр-за!»

Абай молчит, едва сдерживая улыбку. «Жандарал» оглядывается через плечо, косится, видит, что волостные явно оказывают уважение, как достойному из достойных - кому? Человеку, которого он взял с собой от злости!

Выделив из толпы Абая, чтобы припугнуть его для острастки, «жандарал» даже и не думал, что этим самым он сейчас устрашает не его, а всех остальных казахских толстосумов и власть имущих...

Остаток пути вдоль ряда волостных губернатор прошел быстро, повернул назад и возвратился вдоль ряда, не задерживаясь. На обратном пути он оглянулся и, как видели все, завел разговор с Абаем.

По мере того, как «жандарал» и его свита удалялись по базарной площади, Оразбай, Жиренше и другие немо пожирали глазами спину Абая, широкие ладони рук «жандарала», которыми он размахивал, явно увлеченный беседой. Все ждали, чем она закончится: зайдет ли Абай в дом «жандарала» или же нет? Может быть, сановник передаст его у порога кому-то из подчиненных, то есть, сейчас же арестует.

Смысл такого странного поведения сановника должен был выясниться в самый последний момент. Вдруг Жиренше, увидев наконец развязку, в сердцах хлопнул себя по бедру камчой, надвое сжатой в руке. «Жандарал» и Абай вместе вошли в белую восьмиканатную юрту, поставленную для сановника. Никто из свиты вслед за ними не вошел: лишь замелькали спины уездных глав и советников, расходившихся по соседним юртам.

Оразбай был потрясен всем, только что увиденным, пытаясь найти в этом хоть какой-то смысл. Они с Жиренше так и остались стоять, словно два истукана, молча глядя на дверь белой юрты.

Меж тем прошло немало времени... Кто-то подошел и встал справа, двое-трое весело и громко беседующих казахов. Оразбай и Жиренше обернулись и увидели смеющихся людей, причем смеялись они, похоже, именно над ними, Ораз-баем и Жиренше, и были это не кто иные, как друзья Абая -Дармен, Баймагамбет и Серкеш, молодой джигит из жатаков.

Этот последний, прищурив маленькие глазки, широко открыв рот, веселился в полное свое удовольствие:

- Вон, гляди, теперь враги сдохнут от зависти! - говорил Серкеш, показывая Баймагамбету на дом «жандарала», явно подразумевая, что там происходит что-то радостное для них.

Стоявший рядом Баймагамбет тоже увидел это, обрадовался и теперь уже тыкал кулаком в бок Дармена, указывая в сторону белой юрты:

- Дармен, видишь вон