Последний сюжет, или любовь писателя - Христофор Алексеевич Шухмин

Христофор Алексеевич Шухмин

Последний сюжет, или любовь писателя

Захудалый писатель Сидор Петрович Папьемаше сидел и кусал ручку своего пера, проклиная издателей, читателей и современную литературу.

— Черт знает что такое, — говорил он, между прочим, — опять от меня требуют эту проклятую порнографию! Ну, какой я порнографический писатель с такими лирическими, наклонностями? Я скорее философ-идеалист, а от меня требуют этого несчастного реализма, да еще с примесью гадостей и банальностей. Вот хорошо еще, что я холостой а то семейному человеку такою скабрезною литературой и стыдно, да и не честно заниматься: жена-бы стала читать и вбивать себе в голову разную порнографию, а там, глядишь, и детишкам в руки это попалось, и семья вся стала-бы порнографическая... Честное слово! Теперь дети рано развеваются: иному нет и трех лет, а уж он кафешантанными делами интересуется... эх-ма, горе, горе!.. Однако, надо писать... Да что я им буду писать? Ничего я по этой части не знаю! Ей-Богу! Так, выдумываю глупости! Сам я человек абсолютно нравственный... Вот, разве, написать, как одна охотно-рядская купчиха изменяла своему мужу?.. А что тут интересного, — это еще в восемнадцатом столетии было известно, что купчихи Тит Титовичей изменчивы... Про кокотку какую-нибудь написать? Тоже избито: для того и кокотки, чтобы они были „кокотками“... Тьфу! Ничего не буду писать! Ничего не хочу! лучше с голода умру, или сам отравлюсь, и напишу предсмертную записку, что покончил с собой ради проклятой порнографии. Кончено, так и сделаю! Сейчас в нашатырном спирте разведу спички, выпью, лягу и умру... По крайней мере сразу сделаюсь знаменитостью.

Папьемаше встал и начал искать у себя на окне спички и нашатырный спирт.

— О, спички, вы сейчас должны быть самым отвратительным орудием для уничтожения моего организма. моей жизни!.. И в то же время вы являетесь отрадным прекратителем моего несчастного существования... Люди, требующие от меня писательского разврата, грязи и гадости, ответят перед небом за мою погибшую молодость, за мои тяжелые страдания. О, спички, с датам наслаждением я отравлю вами свои внутренности и геройски, с сильнейшими коликами, встречу смерти... О, спички!..

Однако спичек он никак не мог найти, да их должно быть и не было. В эту минуту в дверь кто то постучался.

— Кого это еще несет ко мне нелегкая! — подумал он, — вечно помешают!.. Войдите, пожалуйста, — добавил он громко.

В комнату вошла молоденькая со вздернутым носиком особа, — дочь квартирной хозяйки, у которой Папье-маше снимал комнату.

А Лидия Семеновна!. Здравствуйте, здравствуйте! А я только сейчас хотел травиться... Вы что так на меня удивленно смотрите?! Не верите? Честное слово!.. Помилуйте, я мечтал быть настоящим писателем, даже будучи в гимназии, написал целый роман, а теперь заставляют писать порнографию, да еще говорят — позабористей... А вы имеете понятие, что такое порнография?

— Ну, конечно...

— А что? что?

— Неприличные произведения...

— И совсем не то... Неприличные произведения, это только неприличные, а это не произведения, а просто скотский набор слов!.. Это оголенная безнравственность! Вы извините, что я так выражаюсь: я сейчас так раздражен, так взволнован, что сам превратился в бессмысленного порнографиста. Знаете, до чего дошел, — сплю, а порнография предо мной во всей своей наготе... Этакие особы предо-мною разные проходят, улыбаются, подтрунивают, кокетничают, затрагивают... Черт знает что такое! Даже в пот начинает иногда ударять!.. Уж я и так и этак... Ничего не выходит... На ночь часа по два молюсь: все половые доски лбом издолбил... И все равно она, как гидра кровожадная. является ко мне, и издевается надо мною...

— Да вы бросьте ее писать!..

— И я тоже думал бросить, да есть то будет нечего... В политике я ничего не понимаю, при том она сейчас находится в унизительном состоянии, а произведения жизни умирают не появившись в свет, на редакторском столе и хоронятся в мусорной корзине. Вот поэтому-то я и решил сейчас отравиться...

— Что вы!.. Бог с вами!.. Мама прислала меня к вам за деньгами, а вы, вдруг... да разве это можно?! Мама говорит, что у нее зубы болят, завтра надо к доктору идти, а денег нет...

— Да это скверно... Придется опять приниматься за порнографию...

— Да бросьте вы эту порнографию! Ну, напишите что нибудь декадентское...

— Э-э, этим теперь никого не обманешь! Прошли те времена, когда торжествовала человеческая глупость под декадентским флагом.

— Так что же сказать маме?

— Скажите, что напишу сейчас пошлый рассказ и завтра отдам...

— А если не получите?

— Тогда но отдам... Тогда я эту проклятую порнографию со всеми ее видениями, со всеми ее обнаженными видами и формами разорву на мелкие части и такой произнесу суд, что весь мир содрогнется, что со лице, звезды и месяц пошлют на землю проклятия для уничтожения этой порнографий!..

И он нервно схватил Лидию за руку.

— Да вы понимаете смысл моих слов? Понимаете-ли, как я разбит, как я уничтожен этой ненавистной литературой! Ведь она меня довела до исступления, до озверения... Я не могу видеть перед собой женщину, она мне кажется такою же обнаженною, такою же необузданною, страстною, как сама развратительная порнография...

— Фу, какие вы говорите глупости!

— Позвольте, я еще не такие расскажу вам глупости или даже не глупости, а удивительные видения, которые иногда проносятся предо мною наяву...

— Ой, как страшно!.. Нет, вы уж лучше не рассказывайте: я очень пугливая...

— Не бойтесь, — то, что я вам расскажу, хотя и страшное, но очень интересное... не бойтесь, вы не одни, а со мной. Я, в случае вашего испуга, постараюсь успокоить вас...

— Только ради Бога поскорее, а то мама забранится, что я долго...

— Я буду краток. Вчера я сидел на этом месте и выдумывал новый рассказ. Я всегда на этом месте сочиняю: оно мне почему-то симпатично. И, вдруг, вижу, что дверь моей комнаты открывается я ко мне входит обнаженная особа неопределенных лет. Ее смуглое тело только в одном месте было прикрыто легкой разноцветной материей. Знаете, Лидия Семеновна, я за свою жизнь много пережил всевозможных эволюций и трений, мне приходилось жить у таких квартирных хозяек, которые за неплатеж мною им денег выкидывали в окно на улицу мои вещи, а меня беспощадно в шею выталкивали из