Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

– Дык позвони, там видно будет, – закричал Петр Сергеевич, вывешиваясь с лоджии на соседа.

– Ты не выпади, смотри, – ответил тот опять с подколкой, показалось Петру Сергеевичу, – седьмой этаж не шутка, тут и вправду ЧП случится. – И пошаркал за угол.

Петр Сергеевич плюхнулся в кресло и с изумлением обнаружил, что, пока он вел переговоры, супруга нащипала еще жереха, наполнила бокалы и теперь выжидательно смотрела на него.

– Надь, ты чё? – спросил Петр Сергеевич. – А сама-то… не хочешь, что ли, по маленькому?

– А я хоть пять часов могу терпеть, – горделиво ответила супруга, – мне по х… – Тут она осеклась и засмеялась, вспомнив поговорку, что если бы у бабушки, то она была бы дедушкой, но тут же стала серьезной и сдавленным голосом сообщила супругу: – никто тебе не поможет, Петь, – опростался, давай выпьем, да и подумаем, как будем выбираться.

Они выпили, Надежда Петровна налила еще, хмель со старых дрожжей теперь разливался по телу Петра Сергеевича не ласково, а тяжело, ноги и голова начали гудеть, он тупо смотрел на жену некоторое время…

– Никто не поможет, значит? – спросил даже как будто с угрозой. – А мы, значит, всем помогай?

– Да, – пьяно мотнула она своей рыжей головой, – а ты как думал?

– А я подумал уже, – наливаясь кровью, ответил он снова с угрозой, – я счас разнесу эту дверь на хер, и чтобы белобрысой тут больше не было, – родили, пусть справляются.

– Лбом, что ли, расшибешь? – усмехнулась Надежда Петровна. – А потом Светку на улицу выкинешь, да? Развоевался! – И вдруг увидела в руках у мужа топор.

Топор был не то чтобы страшный – ладный такой топорик с покрытым охряной краской обушком, но острый: гусиные или там утиные тушки разваливал на раз по заказу Надежды Петровны. Потому и хранился в тумбочке на лоджии – для разделки. И пока Надежда Петровна рассматривала этот топорик, соображая, не ей ли сейчас придется по тушке, муж отодвинул кресло, встал и, подойдя к двери, примерился садануть обухом по стеклу.

Она кинулась на него так, что чуть не сшибла с ног:

– Прекрати! Сейчас же! – тут же метнулась к окну, завизжав со всех сил: – Светка, блядь, открывай дверь, я тебе говорю!

Петр Сергеевич, опустив топор, стоял, покачиваясь, и смотрел на дверь. Оба прислушались, из недр квартиры по-прежнему доносилось какое-то кваканье и мяуканье, Светка не показалась.

Успокоившись так же мгновенно, как и завелась, Надежда Петровна тоже подошла к двери, присмотрелась, сказала устало:

– Все расхерачить, Петя, ума много не надо, – денег только много надо будет. Ты подумай лучше, – может, отжать получится?

– Деньжишек, что ли? – ухмыльнулся Петр Сергеевич, посмотрев куда-то поверх жениной головы. – У кого? Мутит меня, Надя, от этого вот всего, возьму счас и наблюю тут. Если хочешь, вот в этот прям, в кулькас твой.

– Идиот! – снова взвизгнула Надежда Петровна. – идиот! На дверь смотри, говорю тебе, – видишь зазор?

– Ну. – (На самом деле он никакого зазора не видел, перед глазами поплыли круги.)

– Гну! Вставляй туда топор да поднажми – откроется, глядишь.

Петр Сергеевич потыкал растерянно топором, она подскочила, направила – жми!

Он почувствовал, что лезвие вошло, надавил влево, одновременно наваливаясь на дверь корпусом; пластик заскрипел…

– Давай, давай, глубже! – командовала супруга.

Он наддал и с грохотом провалился в кухню, всем телом рухнув на вывернувшийся из рук топор.

Петр Сергеевич лежал на боку, кряхтя и страдальчески морщась, над ним стояла торжествующая жена, как по команде в дверях кухни возникла Светка, – по правой брючине Петра Сергеевича расползалось темное пятно.

Надежда Петровна и Светка заметили его одновременно. Светка подошла поближе и с любопытством принялась смотреть, как пятно расползается по полу, а Надежда Петровна фыркнула и собралась было за шваброй, решив, что муж с натуги обмочился, но остановилась и спросила осторожно:

– Петь? Ты это чего – того?

Петр Сергеевич посмотрел на жену снизу-вверх невидящими глазами, просунул руку в штаны, потом посмотрел на измазанную кровью ладонь и показал Надежде Петровне:

– Как-то я… упал неловко, Надь, кровь бежит.

Она шарахнулась к столу, схватила мобильник, принялась тыкать по экрану, потом закричала кому-то: 112, 112, «скорую» сюда, муж кровью истекает!

«Прямо пароль какой-то, – усмехнулся Петр Сергеевич про себя. – какой у них отзыв, интересно?» – и привалился к стенке, пытаясь сесть.

В следующее мгновение Надежда Петровна сорвала с него штаны и прижала пузырящуюся рану на бедре кухонным полотенцем, одновременно придавливая его рукой мужа.

– Прижми, прижми, Петя, я сейчас!

Потом она снова принялась куда-то звонить, кричать и причитать, а Петр Сергеевич лежал в полузабытье, чувствуя пульсирующий ток под рукой с полотенцем, и думал, какая все это, в сущности, суета, вот все, буквально. Ни с того ни с сего ему вспомнился давний школьный урок, о дуэли Пушкина и как он умирал, хотя мог бы и не умереть. «Ну и что бы было?» – подумал Петр Сергеевич и приоткрыл глаза.

Жены в кухне не было, а Светка все стояла, как соляной столбик («сталактит, – вспомнил Петр Сергеевич, – или сталагмит?») и смотрела на ногу деда и на растекающуюся по полу багровую лужу. Они встретились взглядами, и Петр Сергеевич проговорил слабеющим голосом:

– Вот, Светка, дед-то у тебя – как Пушкин. – И потерял сознание.

Бокарнея

Посреди ночи завибрировал смартфон. Олег Николаевич спросонья принялся лапать постель – забыл, куда положил. Вибрации и зудение продолжались, потом стихли. Он сел, свесив ноги, и увидел – смартфон лежал на прикроватной тумбочке. На экране светилось время: 2:54. Он открыл вкладку, будильник был установлен как обычно – на восемь утра. Черт-те что. Олег Николаевич снова улегся, погружаясь в дрему, и тут вибрации возобновились. Он рывком повернулся к тумбочке и вдруг сообразил: звук шел из-за стены, из какого-то соседнего помещения. «Чертовы французы, – разозлился Олег Николаевич, – как они строят вообще!» Сон слетел.

Олег Николаевич встал, отдернул штору и шагнул на балкон. Улица спала. Жалюзи в домах напротив были наглухо закрыты, внизу в ряд стояли покрывшиеся росой разнокалиберные автомобили… Повеял легкий предутренний ветерок, на соседнем балконе что-то зашелестело, Олег Николаевич повернулся на звук, присмотрелся… что-то там бугрилось в полумраке… Кого и зачем будили в такой час? Ай, ладно!

Послушав журчание своей струи, – ему было тридцать шесть, еще хоть куда, но уролог как-то посоветовал «следить за напором», – он вернулся в постель досыпать.

«Возможно, она, – думал Олег Николаевич (это как-то сразу решилось, что она, не он), – возможно, она стюардесса и ей надо собраться к утреннему рейсу. Или медичка,