Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор
– А как сделать так, чтобы его кровь текла в пациента, а не наоборот?
– Гравитация. К тому же на устройстве для переливания крови предусмотрено несколько затворных клапанов и резиновая груша, чтобы регулировать поток.
– А донор? Он не пострадает?
– Ну, некоторые падают в обморок, у некоторых гноится ранка. Но у такого крепкого и здорового мужчины все должно быть в порядке.
– И все же… Это же опасно… Почему нельзя использовать кровь животного или кровь уже умершего человека?
– Врачи пытались переливать человеку кровь животного, – затараторила Дрю, не дав доктору Вестервельту и рта раскрыть. – Они пробовали переливать кровь овцы, собаки, быка… Все попытки закончились смертью пациента. А кровь умершего человека нельзя переливать из-за коагуляции. Как только сердце человека перестает биться, кровь сразу начинает сворачиваться. Я читала об экспериментах по применению фосфатных растворов для дефибринации…
Уна понятия не имела, что такое «коагуляция» и «дефибринация», но была рада, что Дрю взбодрилась и стала вновь трещать без умолку. Доктора Вестервельта, похоже, впечатлили познания Дрю. Они мило беседовали вплоть до того момента, как фотограф объявил, что готов. И процедура началась.
Донор закатал рукав и повернул руку тыльной стороной вверх. Доктор взял скальпель и сделал несколько надрезов на локтевом сгибе донора, открыв вену. Донор вытянул руку, из которой капала кровь. Под нее подставили лоток. Кап, кап, кап…
Дрю шумно задышала и опять уставилась в пол.
Уна подошла к ней вплотную и схватила за руку.
– Не отводи глаз! Смотри!
Дрю лишь простонала что-то невнятное и так и продолжала смотреть в пол.
– Давай! Ты не можешь это пропустить! Он сейчас проколет ему вену!
Дрю даже не пошевелилась. Тогда Уна решила схитрить:
– А это какая вена? Бедренная или подколенная?
– Не тупи, подколенная вена проходит в ноге, а для переливания крови используют только плечевую вену!
Сказав это, Дрю взглянула на донора, чтобы убедиться в своей правоте.
– А что это за иглу доктор вставляет в вену? Какая-то булавка для лацкана… Или это из игольницы его жены?
Дрю вздохнула и закатила глаза. Подняв голову и неотрывно глядя на донора, она стала пояснять:
– Это же канюля! С тонким заостренным концом, но полая внутри, чтобы по ней могла течь кровь.
И они обе стали смотреть, как доктор вставляет канюлю в вену. Как только острый конец канюли оказался в вене, кровь закапала с другого ее конца. Дрю слегка пошатнулась, но глаз отводить не стала. Доктор подсоединил к канюле тонкую резиновую трубочку, которая сразу потемнела, заполнившись кровью. Закрытый клапан остановил поток крови примерно в середине этой резиновой трубочки.
В вену пациента тоже ввели канюлю, трубочки с двух сторон подсоединили к резиновой груше и открыли клапаны. И кровь донора потекла в вену пациента. Иногда грушу сжимали, чтобы ускорить поток. Уна крепко сжала руку Дрю. Лицо Дрю было белым как мел, крупные капли пота покрыли ее лоб. Но она не упала в обморок.
– Завораживающее зрелище, да? – шепнул Уне доктор Вестервельт.
Та кивнула, хотя все это время наблюдала за Дрю, а не за самой процедурой. На койке лежал умирающий пациент, бледный и измученный, но получивший надежду на жизнь благодаря этому донору. Сколько еще мужчин и женщин можно будет спасти таким вот способом? Уна тут же стала думать о матери. Точнее, о ее обугленном трупе. Может, когда-нибудь научатся воскрешать и обгоревших при пожаре людей? Может, она сама будет это делать? Уна отбросила эту глупую мысль. Она здесь просто отсиживается. Ее жизнь там, на улице – воровская жизнь. Так было всегда. И так всегда будет.
Врачи столпились вокруг донора и пациента, а медсестры вытерли следы крови и накрыли места проколов на руках мужчин марлей. Как только все было готово, фотограф встал за камерой и нырнул головой под черную занавеску.
– Все смотрите на пациентов, не на меня! – крикнул он из-под занавески.
Доктора и медсестры подчинились. Фотограф подкрутил какие-то рычажки в своей камере, а потом сказал:
– Народу как-то мало. Вот вы трое, – он указал на Уну, Дрю и доктора Вестервельта, – идите и встаньте сзади, за остальными!
Уна чуть не вскрикнула от неожиданности.
– О нет-нет! – начал было отказываться доктор Вестервельт. – Мы же не принимали участия в процедуре, мы только смотрели!
– Ну вот и смотрите с той стороны! – раздраженно сказал фотограф, указывая на небольшое пустое пространство между медперсоналом и дальней стеной.
Доктор Вестервельт вопросительно посмотрел на другого врача, который открывал вены обоим мужчинам и теперь держал в руке резиновую грушу. Тот кивнул, и доктор Вестервельт пересек комнату и встал среди остальных.
– Ну? – занервничал фотограф, вопросительно глядя на Уну и Дрю, которые даже не пошевелились. – Пошевеливайтесь, донора ведь нельзя обескровить совсем!
– Нет-нет, нам нельзя. Мы… – запротестовала Уна.
– Все в порядке, – прошептала Дрю. – Я не упаду в обморок.
И с этими словами Дрю взяла Уну за руку и потащила за собой.
– Не забывайте смотреть только на донора и пациента! – приказал еще раз фотограф и вновь скрылся под черной занавеской.
Опять этот звон в ушах! Зажатая между стеной и Дрю, Уна чувствовала себя мышкой, чей хвост прижала лапкой кошка. Сейчас ее опять сфотографируют, и ведь она никак не может убежать!
– Замерли! – крикнул фотограф.
Уна опустила голову и прижалась к доктору Вестервельту намного сильнее, чем это позволяли приличия, чтобы его тень упала ей на лицо. Черт бы побрал Дрю с ее тошнотой при виде крови и весь этот авантюрный план по ее спасению! Затвор камеры щелкнул, навсегда запечатлев этот момент и Уну.
Глава 24
На той же неделе в воскресенье после мессы Уна села в трамвай, шедший по Третьей авеню, чтобы выполнить обещание, данное доктору Вестервельту. Когда-то ей нравилось быть в самом центре города, в толпе, – но сейчас она нервничала, и от этого чесалось все тело, словно у нее завелись вши. Да, на надземке вдоль Шестой авеню можно доехать до Центрального парка быстрее, но на том маршруте было больше шансов встретить кого-то знакомого, а Уне этого только и не хватало сейчас. Она и так еле дышала всю дорогу, пока, наконец, не доехала до Семьдесят шестой улицы.
Ее внешний вид – а одета она была сейчас как вполне обеспеченная леди – точно не вызовет подозрений у копов. Уна пыталась успокоить себя этим. Главное, не дать им повода рассматривать ее слишком долго. Миссис Бьюкенен сделала просто невозможное – отчистила пальто Уны и зашила на нем все дырочки. Даже если явно перешитая подкладка и огромное количество карманов и вызвали у нее подозрения, она ничем не выказала этого. В сочетании с меховой шапкой Дрю, накидкой и муфтой наряд получился очень богатый. И все же гораздо спокойнее и увереннее она чувствовала себя в платье и чепце медицинской сестры за высокими стенами больницы Бельвью.
Уна вошла в парк через Майнерз-Гейт[38] и пошла по покрытой лужами дорожке к фонтану Бетесда[39]. Она шла под аркой голых сплетенных ветвей огромных вязов. Вчерашний снег лежал вдоль дорожки грязными сугробами. Мимо проходили влюбленные пары, рука об руку. И молодые женщины с колясочками. Мальчишки катались на санках. Несмотря на свинцовые тучи над головой и холодный ветер, посетители парка, казалось, вовсю наслаждались возможностью подышать свежим воздухом и отвлечься от городской суеты.
Уна больше любила как раз таки городскую суету. В толпе затеряться намного проще. Но она не хотела долго быть обязанной доктору Вестервельту. Лучше как можно быстрее расквитаться и забыть об этом. Даже если в данном случае это означало пойти на свидание с ним в Центральном парке среди бела дня.
На следующий день после переливания крови он отстал от остальных врачей во время обхода и дождался, когда мисс Кадди скроется в кладовке, а потом подошел к ней и сказал, что будет ждать ее вечером в воскресенье у фонтана Бетесда в Центральном парке. Уна чуть не поперхнулась от удивления. До сих пор если она была кому-то чем-то обязана, то в качестве расплаты ей приходилось прятать у себя дорогие краденые вещи или отдавать половину добытого за день. Иногда мужчины просили, конечно, одолжений интимного характера, но эти сладкие мечты Уна
