Истории земли Донецкой. От курганов до терриконов - Сергей Валентинович Богачев
– Хан моголов Субэдэй велел передать русичам, что он уважает храбрых воинов и дарует всем жизнь. Великий хан обещает, что если вы сложите оружие, то ни капли княжеской крови больше не прольется. Но ваша жизнь будет стоить дорого и вам за нее придется заплатить выкуп. А пока ваши сородичи будут его собирать, великий Субэдэй приглашает ханов урусов быть его гостями.
– Красиво гутаришь, воевода, – ответил ему Мстислав Романович, с недоверием поглядывая в сторону сопровождающих Плоскини. Узкие глазки монголов так и шныряли по сторонам, будто что-то выискивали. – Только нам не ведомо – правду ты говоришь, аль брешешь, как шелудивый пес.
– Истинную правду говорю, княже. Всё, что велел сказать тебе Субэдэй, передал слово в слово, – при этом Плоскиня перекрестился и поцеловал крест, который так и продолжал держать перед собой.
Среди дружинников прокатился одобрительный шум: «Не брешет, Плоскиня. На святом кресте клятву дал. Ей-богу, не брешет».
Древнерусские князья поверили Субэдэю и Джэбэ. Сняв с перевязей свои мечи и вынув из-за голенищ ножи засапожные, князь Киевский Мстислав Романович Старый, князья Турово-пинские Александр и Андрей Дубровицкие направились в Ставку монгольских полководцев.
Их сбили с ног и скрутили за спиной руки уже перед самим шатром Субэдэя. Монгольский полководец выполнил свое обещание – ни одной капли княжеской кровушки пролито больше не было. По его приказу всех взятых в плен древнерусских князей повалили на землю, сверху постелили деревянный настил, и монгольские ханы уселись на него праздновать свою победу.
Юродивого монголы не тронули. Дали для порядка пару тумаков, пустили юшку из носа и отпустили. Плошка долго бродил по стойбищу монголов, пока, наконец, не вышел к месту пира их ханов. Выхватив из-за пояса свой деревянный меч, он раз за разом бросался на стражников, пытаясь подойти поближе. Те, смеясь, отталкивали его, били по спине ножнами своих сабель или древками копий. Упав в очередной раз на землю, Плошка заплакал от бессилия, размазывая по лицу слёзы и грязь, а потом прислушался. Со стороны деревянного помоста донесся тихий стон. Потом еще один. И еще… Ему показалось, что это стонет и вздыхает сама земля Русская.
Святогорская пустынь
Местность под названием «Святые Горы» на берегах Северского Донца впервые упоминается в 1526 году в «Записках о Московских делах» австрийского посла при московском дворе Сигизмунда Герберштейна, где он упоминает воинов, «которых государь по обычаю держит там на карауле с целью разведок и удержания татарских набегов… возле места Великий Перевоз, у Святых Гор». В качестве «обители» эти места впервые названы в Государевой грамоте, датируемой 1624 годом, благодаря которой за монастырем закреплялись земли и устанавливалось ежегодное содержание «братии».
Монастырь неоднократно разорялся крымскими татарами. Особенно опустошительным был их набег в 1679 году. После восстановления во второй половине XVIII века монастырь утратил свое оборонное значение и стал духовной обителью. Приказом Екатерины II от 1788 года монастырь был закрыт, а все его земли и имущество были подарены фавориту царицы Григорию Потёмкину. Только в 1844 году указом Николая I деятельность Святогорского монастыря была восстановлена.
После провозглашения советской власти он вновь закрывается и реорганизуется в базу отдыха для трудящихся и крестьян. В пещерах бывшего монастыря открывается антирелигиозный музей. В 1992 году Успенский мужской монастырь возобновил свою деятельность, а в 2004 году получил статус Лавры.
* * *
…Перед тем как потерять сознание, Фрол услышал неприятный хруст. Это хрустнул его череп под ударом железного кистеня, который в руках выросшего перед его лошадью детины казался сущей дробинкой. Перед глазами мелькнула вставшая на дыбы гнедая кобыла его попутчика и верного товарища Мишки Томилова. Теплая кровушка залила ему глаза, и в следующую минуту над его головой сомкнулись холодные воды Донца.
– Ты у этого мертвяка по карманам пошуруй – вдруг, где полушка завалялась.
– Побойся бога, братец. Не видишь разве, человек смертушку мученическую принял. Да и по всему видать – из наших он, из православных.
Фрол слышал голоса где-то очень далеко. Он вспомнил глубокий колодец, в который они с сестренкой забрались, покуда нанятые отцом работники полдничали на завалинке у хаты. Голос матушки, которая стояла совсем рядом и звала их к столу, доносился как будто с противоположного края села.
– Фролушка-а-а-а-а! Нюрушка-а-а-а-а-а! Домо-о-о-о-ой!
Оцепенев, они с младшей сестренкой смотрели друг на друга, боясь пошевелиться. Фрол хорошо помнил, о чем он тогда подумал: «Мы, наверное, померли, а матушка про то и не ведает».
Чьи-то цепкие руки приподняли его из воды и попытались втащить в лодку. Грудью он почувствовал твердый край долбленки, а ноги так и продолжали оставаться в воде.
– Тяжелый бугай будет. Не иначе, на казенных харчах потчуется. Не то что мы, сиротинушки. Да чего мы с ним вошкаемся? Давай спихнем в воду, пущай плывет дале.
Судя по голосу, говорил совсем молодой мужчина. Фрол попытался открыть глаза, но этого сделать ему не удалось.
– Нет, Евтихей, мы не душегубы какие. Не вишь, что ль? Крест на нём. Наш значится, не басурманин.
Фрол почувствовал, как говоривший распахнул ворот его рубахи и просунул руку к груди. Через мгновение раздался радостный возглас:
– Живой! Ей-богу живой! Надобно его к старцу Макарию свезти. Помогай, Евтихей, мне одному не под силу будет.
После этих слов незнакомцы вцепились в его пояс и перевалили обмякшее тело в лодку. Лицо Фрола уткнулось во что-то скользкое и вонючее, а в нос ударил запах рыбы и прогнившего лыка.
– Ты смотри! – опять раздался голос молодого Евтихея. – Сума на боку у нашего мертвяка. Видать, государственный человек будет.
– Ну, вот видишь, – с укоризной в голосе ответил его старший товарищ. – А ты все «нехай плывет, нехай плывет». По всему видать, доброе дело мы с тобой, Евтихей, сотворили. Зачтется не токмо перед Господом нашим, но и перед царем государем-батюшкой.
Потом тело Фрола закачалось на мягких волнах родного Донца, а следом его подхватили и понесли над зеленой и сочной травой-муравой. Он качался на этом ковре, пока не достиг белых облаков, клубившихся далеко у горизонта. Кто-то невидимый приподнял его тело и бережно уложил на самое большое облако. Открыв на мгновение глаза, Фрол увидел над собой черного ворона. Большая птица подняла крыло, и прохладные струи дождя мягко коснулись его лица. Еще один взмах крыльев и горячее пламя обожгло висок Фрола так, что он вскрикнул и опять провалился в небытие…
Очнулся Фрол от холода. Спина и икры ног задубели так, как будто он всю ночь пролежал на
