Владычица морей - Николай Павлович Задорнов

Да, здесь не Гонконг, где многие дома для нас были открыты, Алексей Николаевич понимает теперь, что там принимали невольных пленников за авантюристов, за своих людей по духу, не столько за противников — об этом никто, кажется, и не думал, — сколько прежде всего за европейцев, плавающих по далекому океану, людей белой расы, которых приятно встретить, в которых видят как бы союзников. Сейчас Алексею кажется, что напрасно было бы отвергать этот союз людей, во многом очень близких друг другу. Кстати, понять это можно и по Диккенсу и по Скотту. Отвергать только за то, что старое устройство мира и наши с ними места на божьем свете обязывали до сих пор нас враждовать.

Лондон, несмотря на свою замкнутость, закрытость, был приятен Алексею. Одиночество здесь сносилось легко, и право на самоизоляцию, которое принадлежало ему, надо было предоставить и самим лондонцам, в вознаграждение за многие богатства мысли и предприимчивость, от которых и нам польза, а им нужен отдых.

Загремел гром. Рвал ветер. Ливень лил, сметая с улиц прохожих, экипажей стало меньше. Алексей почувствовал, что ему от этой бури легче на душе, в ней пробуждалась сила, потребность к сопротивлению и к борьбе, хотя бы с ветром.

В русском посольстве Остен-Сакен рассказал, что приехал Бруннов. Он не останется послом в Лондоне. Приехал на время, чтобы, пользуясь своим авторитетом и личными знакомствами в самых высших сферах, положить начало новым хорошим отношениям. Но, видимо, чтобы показать, что Россия не намерена жить багажом прошлого, он передаст дело на руки новым людям. С ним приехали некоторые чиновники, штат посольства еще не полон.

— Бруннов узнал, что вы были с Гошкевичем в Гонконге и что он читал в Азиатском обществе лекцию о Пекине. Пожалел, что Осип Антонович уехал, и высказал желание видеть вас. Филипп Иванович хочет вам, Алексей Николаевич, сделать лестное предложение.

— Мне? — остолбенел Сибирцев. Он не ждал внимания от знаменитого посланника.

— Да. Он хочет видеть вас. Желал бы задержать вас в Лондоне, чтобы вы прочли лекции о Японии в Королевском обществе.

— Но-о… но… Меня не сочтут за… Вы понимаете, в военно-морском ведомстве…

— Филипп Иванович пошлет в Главный морской штаб такую депешу, что у них дыхание перехватит и для вас найдутся сроки и средства.

Алексею подумалось с гордостью, что какой же громадный интерес вызовет его появление после Японии в Петербурге.

Бруннову он сказал, что, не являясь ученым-аналитиком, не берется делать обстоятельный доклад и что не владеет для этого достаточно языком.

— Вы можете читать по-русски, — сказал Бруннов, — переводчика для вас они сами охотно предоставят. Просто расскажите, что видели и как жили в Японии.

Филипп Иванович настоящий солидный дипломат, с блестками искр в глазах, словно ум его все время посылает электрические разряды. Разговаривать с ним легко, он разрешает задавать вопросы, быстро отвечает и запросто решает дела. Чувствуется, что в дипломатической системе он совершенный мастер. Алексей сказал, что подобную лекцию хотел бы прочесть в России.

Бруннов поморщился. Глаза выдали его, как на телеграфе выбили вспышками искр: «Ну, вы не ждите от Петербурга чего-то особенного. Сейчас там не этим заинтересуются».

А уж начались перелески и хутора Курляндии. Ели, ели, леса.

Земля во мхах, в вереске, с можжевельниками. Клюквенные болота. На заре видели, как на полянке с молодой травой собрались козули, головы у всех вместе, как матросы на баке, когда боцман им что-то объясняет.

— Увидишь, как яблони разрослись, — говорил Николай Михайлович. — И дуб твой цел, дождался тебя.

А Берзинь не дожил, погиб от холеры в Индийском океане. Мартыньш хочет жениться на Розалидне, как Янка ему завещал. Привезет сюда англичанку. Как она восторженно говорила: «Там у вас так красиво: сосны, и растет лук!» Нет, тут не только лук. Леса походят на сибирские. Но здесь цветут сады на множестве хуторов, мимо которых идет почтовый тракт. Всюду яблони в бело-розовом цвету. Поля возделаны. Деревянные дома на фундаментах из валунов. Северный край, трудом благословенный. А матрос Янка на дне Индийского океана, куда и мне было предназначено. Кажется Алексею, что где-то тут мальчики обступили матроса, вернувшегося из Гонконга, слушают его, держа за руки. Ян Мартыньш должен быть уж на родине, жив и здоров; дошел в партии с Александром Сергеевичем Мусиным-Пушкиным и должен получить отпуск за лето.

— Ну а как Китай? Как они живут? Неужели ты был в Кантоне? — спрашивал отец.

— В колонии английские офицеры показывали мне карту Китая, добытую ими у тайпинов, китайских революционных повстанцев. На ней Китай изображен так, что все земли, пограничные с нами, находятся вне Китая. Маньчжурия не входит в его состав. Совершенно отдельная страна. За этой картой англичане не зря охотились, она им пригодится. Они уже исследовали гавани и заливы на побережье Приморья, без которых, как мы считаем, у России на морях нет будущего.

— Это мнение Муравьева, — сказал отец. — Ты встречал его?

— Да. Где он, кстати?

— Он сейчас в Петербурге. Вот ты бы и ехал к нему, туда, где открывается поле деятельности. Зачем тебе тереться в столице среди военных чиновников? Там атмосфера будет, может быть, уже родная для тебя. Сейчас в Петербурге неподходящее время…

Алексей испуганно взглянул на отца, спохватился и сказал:

— Но мне бы не хотелось покидать Петербурга… Я о Петерге соскучился.

Алексей хотел успокоиться подле отца, вернуться с ним к прошлому, а его бередили подобные разговоры про Восток.

— Ты так интересно рассказываешь про Гонконг, что я бы сам охотно туда поехал, не будь я в чинах и при деле. Все, кто приезжает из Восточной Сибири, из Тихого океана, наши моряки, офицеры и ученые, какие-то обновленные, смело выражают свои мнения, не производят впечатление запуганных.

— Нет, отец, ни в коем случае я не хотел бы туда, — говорил Алексей ссутулившись, словно его ловили за порот.

— Что же так? — Николай Михайлович подозревал, что Алексей сам не отдает себе отчета в причине, которая притягивает его к Европе. Желая отвлечь сына от лондонских воспоминаний, опять помянул, что у нас люди нужны на Востоке, что там ново и чисто и нет такой массы, как в Петербурге, что ведь это так интересно: Амур… Приморье… Гонконг…

«Сказать ему: а ты знаешь, отец… У тебя… в Японии…» «Что?» — встрепенулся бы отец. «У тебя в Японии родился внук… Моя знакомая и почти ровесница, дочь губернатора Гонконга, сказала, что ради меня пойдет