Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
При виде царевича Мар-Зайя поклонился, смиренно опустил глаза.
Арад-бел-ит обошел стол и сел в кресло на мягкие подушки.
— Хотел поблагодарить тебя за верную службу. Царь успел проникнуться к тебе доверием. Это дорогого стоит. Ты помнишь, что о наших встречах никто не должен знать? Ни о том, что мы встречаемся, ни о том, что обсуждаем.
— Да, мой господин, — ответил писец.
— Знаешь, зачем я тебя звал? — с нажимом спросил Арад-бел-ит.
— Нет, мой господин. Я в чем-то провинился?
— Никогда не спрашивай о своей вине. Каждому есть что скрывать. А значит, есть и вина.
— Мой господин…
Они замолчали. Царевич пристально посмотрел на писца, опустившего глаза.
— Меня интересует, откуда ты знаешь язык скифов?
— Мой господин… Три месяца назад я приобрел на рынке раба для своего дяди. Раб оказался скифом. Понемногу учусь языку, от него узнал об этом народе.
— Он живет у тебя дома?
— Да, мой господин.
— Что ты узнал? Умеешь отделять зерна от плевел?
Мар-Зайя понял, что от него требуется: быть кратким и точным.
— Родина скифов находится далеко за Верхним морем, в северных предгорьях Кавказа. Все они конные лучники. Число их столь огромно, что когда они пускают стрелы, те заслоняют солнце…
— Зерна от плевел, — напомнил Арад-бел-ит. Все враги Ассирии, описывая ее армию, не уставали говорить об ассирийских лучниках и всегда прибегали к подобным сравнениям.
— Я говорю словами раба, — Мар-Зайя осторожно поднял глаза, осмелился спорить. — Никто из них не умеет ни считать, ни писать… Скифы идут через горы и оседают в долине Аракса. Пока налегке, без повозок, женщин и детей… Племен не больше трех десятков, в каждом сотня-две мужчин… редко до пятисот. Значит, не больше пяти-шести тысяч. Пока немного. Сколько будет еще — неведомо. Раб говорил, что до конца года их число вырастет вдвое. Верить ему или нет — решай сам.
Царевичу понравилась его дерзость:
— Продолжай.
— Во главе каждого племени вождь, а над всеми стоит царь Ишпакай. Они не умеют брать города, но непобедимы в чистом поле. Может быть, потому, что у них особенные луки и стрелы[62]. Сам я их не видел, в чем секрет — не знаю, но этот скиф смеялся, испытав наше оружие. А может быть, потому, что они превосходные всадники[63]. Их лошади низкорослы, но выносливы. Вместо попоны они пользуются треугольными седлами, которые крепятся двумя подпругами. У них свои боги, но больше других они поклоняются богу войны Аресу. Скифы перешли горы в надежде на богатую добычу и сейчас готовятся к войне с Урарту… Это все, что заслуживает твоего внимания, мой господин.
— Ты покажешь мне его, когда мы вернемся, — Арад-бел-ит внимательно посмотрел на писца. — Скифы… Скифы… Ты думаешь они опасны?
— Так думают киммерийцы, а киммерийцы опасны.
— Хорошо, — Арад-бел-ит поднялся, чтобы уйти. — Если кто-нибудь спросит тебя, зачем ты понадобился мне сегодня, можешь сказать правду… И забудь об Омри — я слышал твою просьбу Гульяту, — внутренняя стража его ищет, это все, что тебе следует знать. Теперь ступай.
— Мой господин, могу ли я просить тебя о милости выслушать твоего покорного слугу?
— Говори.
— Не гневайся, царевич, что вмешиваюсь в дела государственные… но Марганиту, принцессу Тиль-Гаримму, следовало бы оставить в живых.
— Отчего такая забота? — царевич спросил, не глядя на писца.
— Киммерийцы еще не разбиты. Неважно, сойдутся наши армии в битве или нет, но казнив Марганиту, мы сжигаем все мосты для мирных переговоров. Она пришлась по сердцу Лигдамиде, сыну царя Теушпы. Такое не прощают.
Арад-бел-ит окликнул слугу, чтобы принесли холодного пива, и благосклонно разрешил Мар-Зайе присесть на скамью у стены.
— Ты разве не заметил, что эта девчонка напугала моего отца?
— И понравилась. Царь одинок. И мы оба знаем это. Он будет благодарен тебе, если ты спасешь ту, кого он обрек на смерть в минуту… слабости.
Глаза царевича сверкнули гневом и радостью — значит, не он один обратил внимание на то, что происходит с его отцом.
— Ты говоришь так, будто у тебя две жизни, — усмехнулся Арад-бел-ит. — Для кого ты ее бережешь: для нашего царя, для киммерийского царевича или… еще каких целей?
— Дорогому алмазу требуется дорогая оправа.
— Ослушаться приказа царя… Это непросто. Но допустим, я отложу ее казнь…
— И ее братьев, чтобы можно было держать ее в узде.
— Хорошо, и ее братьев… Но как долго удастся это скрывать от царя? Где их спрятать?
— В Ниневии.
— Да ты еще более безумен, чем я думал. В столице? Под носом у Закуту, сгорающей от ревности? Хотя... это и в самом деле забавно. Киммерийцев мы раздавим, они хорошие воины, но малочисленны, а вот сделать подарок отцу, когда он забудет о своем гневе и страхах… Заставить эту сирийскую змею проглотить собственное жало… Ты прав, это того стоит. Она отправится в Ниневию вместе с рабами. Для начала поселишь ее в своем доме…
После этих слов Арад-бел-ит задумался и замолчал.
Мысль использовать в своих целях принцессу Тиль-Гаримму, чье появление сначала смутило, а затем почему-то напугало отца, показалась царевичу интересной. Син-аххе-риб в последнее время, казалось, утратил вкус к жизни. Он действительно много времени проводил в одиночестве, стал рассеян, выглядел уставшим, страдал от бессонницы, редко посещал свой гарем… Так сразу и не вспомнишь, когда его в последний раз настолько увлекала женщина…
Арад-бел-ит жестом отпустил писца, а едва за ним закрылась дверь, громко позвал:
— Набу!
Молочный брат принца выступил из темноты, где он подслушивал разговор, опустился на скамью, не спрашивая разрешения, и выжидающе посмотрел на наследника.
Набу-шур-уцур был массивнее молочного брата, покатые плечи и сутулая спина делали его похожим на тягловую лошадь. Его лицо перепахали рытвины, взгляд был тяжелым, черные глаза подслеповато щурились. Одевался он намного проще царевича, лишь широкая богатая перевязь и длинная льняная туника свидетельствовали о высоком статусе.
— И чем мы рискуем? — неопределенно спросил Арад-бел-ит.
— Примерить на себя гнев царя, что
