В долине солнца - Дэвидсон Энди

Спальное место сместилось под ее весом, когда тварь ящерицей поползла с лестницы головой вперед. Когда оказалась в считаных дюймах от лица Аннабель, принюхалась, натянув кожу вокруг ноздрей.

Аннабель крепко зажмурилась.

И крепче стиснула нож – резная рукоятка аж впилась ей в ладонь.

Она почувствовала, как нос женоподобной твари скользнул по ее щеке и как ее язык – шершавый, как наждачная бумага, – царапнул ее плоть в том месте, где у нее пульсировали артерии.

Потом чувства исчезли – и когда она открыла глаза, то увидела, что тварь пятилась от нее на четвереньках, повернулась, наполовину втиснулась в открытую дверцу шкафа. Платье, облегавшее ее бедра, было тонким, потрепанным, сгнившим. Когда тварь снова выползла от шкафа, в зубах у нее было два трупика, белых и окоченевших. Их она с усмешкой бросила Аннабель на колени.

– Ты и мальчик, – проговорила она неподвижными губами. Голос ее шипел, точно клубок змей.

Аннабель в ужасе опустила глаза.

На коленях у нее лежало два сморщенных, источающих вонь белых кролика. В глазах у них копошились черви.

Очисти.

Аннабель зажмурилась и выпустила крик, который слился с грубым, сухим смехом твари.

В измазанных кровью джинсах, она вышла из кемпера, придерживая подол блузки, где несла кроликов, и с ножом в руках. Все это она занесла в дом. Двигаясь медленно, механически, будто стремительно теряя силы. Вымыла нож в раковине на кухне и положила кроликов в пластиковый мусорный мешок и выбросила в ведро. Взяла из офиса полотенца и охапку чистящих средств для туалета и, вернувшись в кемпер, вымыла его. И за все время, пока опрыскивала, оттирала, задерживала дыхание и давилась от резкого запаха, больше ни разу не видела твари. Когда Аннабель в последний раз за этот день покинула кемпер, ее руки были заняты грязными полотенцами, которые она несла в прачечную мотеля.

На обратном пути в фермерский дом она остановилась у фургона и всмотрелась сквозь окно на пакет с продуктами и коробку для торта, которые стояли на пассажирском сиденье. Она смотрела долго, будто пыталась вспомнить их назначение. Каково бы то ни было, сейчас от одного вида этих предметов на нее накатила усталость. Она открыла дверцу, достала их и отнесла в дом. Поставила бумажный пакет на стойку на кухне и убрала торт в холодильник. Вымыла руки в раковине, смочила бумажное полотенце и вытерла с коробки из-под торта кровавые отпечатки. Достала все из пакета и выбросила его.

Наконец взяла нож Стиллуэлла из раковины и ушла в спальню.

Встала над кроватью и посмотрела на спящего ковбоя.

Приставила нож к его горлу.

Что ты сотворил, что сотворишь – все брошены в тот шкаф…

Рука ее дрожала.

Лезвие коснулось кожи.

В голове у Аннабель взорвался голос, который не принадлежал ей:

– НЕТ!

Женский…

женоподобной твари

Аннабель убрала лезвие.

«О боже», – подумала она, когда увидела нож у себя в руке.

Она сунула нож обратно в ножны на ремне Стиллуэлла.

Аннабель встала под почти обжигающий душ, чтобы смыть все до последней капельки крови, что забрались ей даже под ногти.

«Оно тебя найдет», – подумала она, не понимая, что это значит и почему она об этом подумала.

Вокруг поднимался пар, окутывая ее и заполняя комнату.

Она немного постояла под душем, опустив голову и наблюдая за тем, как кровь утекает в канализацию, подумала: «Это и со мной происходит. Я утекаю». Она вышла из-под струи и нарисовала на матовом стекле душевой двери кролика. И смотрела на него, пока вода не остыла. Затем наконец выключила и ступила на пол, чтобы вытереться. Ей пришлось также вытереть зеркало, чтобы разглядеть себя – дрожащую, похожую на утопленницу. С медленно нарастающим страхом, она подумала, что женщина, глядящая на нее в ответ, может быть и не ею.

Ей стало страшно.

Она уснула в кресле-качалке в ближайшем к окну углу комнаты, укутавшись в шерстяной плед своей бабушки. Когда же проснулась, тени за окном удлинились. Стиллуэлл все так же лежал под одеялом. Она глянула на настенные часы: была половина четвертого дня. Она проспала почти четыре часа. Услышала, как в коридоре скрипнули половицы, и повернулась туда. В проеме спальни стоял Сэнди, с коробкой для обеда и рюкзаком в руках. Вытаращив глаза, он смотрел на лежащего на кровати Стиллуэлла.

– Мама? – произнес мальчик.

Пока снаружи пестрели пурпурно-золотистые небеса, Сэнди сидел в пустом сарае. В клетках, где должны были находиться кролики, лишь чернела погрызенная морковка. Он вспоминал, как они с мамой все воскресенье искали их под домом и в полях. Сегодня мама усадила Сэнди на кухне и дала ему молока с булками. Усевшись с ним за стол с чашкой холодного кофе в руке, она объяснила, что мистер Стиллуэлл упал с лестницы и наткнулся на нож. Сэнди вспомнил день, когда они были в больнице и его мама сообщила ему новость о том, что умер отец. Тогда после ее слов где-то неподалеку из автомата с напитками выпала банка содовой.

– Тревис умер? – спросил он.

– Что? Нет. Нет, милый, он просто ранен.

Сэнди опустил глаза на тарелку и подумал о лестнице, крыше, ноже в ножнах. Потом снова посмотрел на маму и спросил:

– Но как он мог на него упасть, если он не держит его на виду?

На мамином лице отразилось странное раздражение, будто она знала ответ, но не могла его вспомнить. Или не могла сказать.

– Наверное, перед этим он его вынул, – сказала она, крепче сжав пальцами чашку. – Перед тем, как упал.

– Но… – сказал мальчик.

– Ешь уже свои булки, – ответила она, – а потом иди играть.

И вот теперь, тихонько сидя у себя в сарае, Сэнди разговаривал вслух, пусть даже кролики его больше не слушали.

– Тревис лежит у мамы на кровати, – сказал он.

А потом подумал: «Лежит раненый. Меня мама один раз отвезла в больницу, когда я наступил на гвоздь возле цистерны с водой, но почему тогда Тревис не в больнице?»

– И почему мама мне соврала? – спросил он, но ответом ему была лишь тишина в пустом сарае.

Но раздался другой голос, женский.

Матери всегда так делают.

Сэнди ахнул, почувствовав, как по телу у него забегали мурашки. Вскочил на ноги и выбежал из сарая в омут янтарного света, к солнцу, нависшему над далекими холмами. Он прислонился спиной к стене фермерского дома и уставился на покосившийся сарай, что построил его отец.

Тут, Сэнди.

Он повернулся в ту сторону, где у подножия холма стоял ковбойский кемпер с пикапом.

Да.

Рыжий кот сидел на капоте пикапа и глядел в окошко.

Сэнди.

По телу мальчика пробежала дрожь.

По долине прошелся ветер, заиграв колокольчиками на крыльце. Старая мельница повернулась, и бельевая веревка за домом затрепетала, будто большие крылья.

Солнце садилось.

Иди ко мне, Сэнди.

На мгновение показалось, будто гряда облаков пронеслась над холмами, чтобы заслонить последний дневной свет, и взгляд Сэнди помутнел, как стекло от дыхания. Но ничто из этого не происходило на самом деле – или же нет? – и когда он покачал головой, это ощущение исчезло.

Вдалеке под холмом, он увидел, как кот, прижав уши, спрыгнул с пикапа.

Сюда. Сейчас.

Кот зашипел и убежал под дощатый настил.

Мальчик сжал потные кулаки и проглотил ком в горле. Вспомнил храбрость мамы, то утро, когда они впервые увидели кемпер у себя на участке…

там может оказаться любой подонок

…и спустился с холма.

У него дрожали колени.

Солнце уходило за горизонт, напоминая полуприкрытый глаз.

Он залез на радиаторную решетку пикапа и заглянул в окошко. Увидел в нем свое отражение, несмотря на грязь, – искаженный образ светловолосого мальчика в вельветовых брюках и зеленой рубашке с длинными рукавами. Он опустил глаза на бампер. Со стороны водителя там была вмятина. Сэнди провел по ней пальцем. Затем подошел к задней части кемпера и встал на нижнюю ступеньку металлического крыльца. Прислушался: не хлопнет ли дверь в доме, не позовет ли его мама. Но нет: в спину ему только дул ветер. Он поднялся выше и потянул за щеколду.