Расскажу тебе о Севере - Юрий Николаевич Тепляков
— Генеральный восемьдесят! — командует капитан.
— Есть генеральный восемьдесят, — эхом откликается матрос на штурвале.
Капитан сегодня снова похож на штурмана с океанского лайнера, совершающего международный круиз. Рубашка, костюм будто только что отглажены. Лишь чуточку лицо осунулось. В каюте-то я один всю ночь проворочался на узком дерматиновом диване. Он спать не пришел.
На борту порядок. Заглянул в радиорубку — стерильная чистота. Даже очки у Васи Харитончика какой-то необыкновенной светлости.
После обеда стою на мостике у открытого окна. Час, два. Океан как озимая рожь, и в зеленых волнах гуляет ветер. Шторм шесть баллов. Монотонно кланяясь морю по самую палубу, наш маленький траулер спешит на запад.
Скоро на траверзе мыс Крестовый.
Справа по борту в разрывах белесого тумана угадываются его скалы, тяжелые и холодные. Море по сравнению с ними надежно как родной материнский дом.
И вдруг... Именно вдруг, я помню это отлично, налетел ледяной заряд, будто ахнула со скал по кораблю тысяча пушек жестокой картечью.
Исчезли скалы, погас день, и волна, словно обожженная градом, закипела, заметалась, увлекая в какой-то круговорот наш маленький корабль. Весь мир утонул, перестал существовать. А может, его никогда и не было. Только ветер с каждой секундой гудел сильней и рвался, запутавшись в антеннах.
— Капитан, норд вест! — кричал штурман.
— Знаю, держать генеральный.
— Есть держать генеральный.
— Алеша, посмотри здесь. Я пойду переоденусь. Кажется, начинается.
Nord West! Я слышал о нем в здешних краях немало воспоминаний. Тяжелых, разрывающих сердце на части. Я видел вдов, потерявших мужей после зимнего Nord Westа. Они торопливой походкой спешат мимо Петропавловского порта и никогда не взглянут на длинный ряд рыбацких кораблей, прижавшихся к стенке, не взглянут, чтобы не бередить свою память. Я видел старушек, безмолвно стоящих на горке, что высится над самым причалом. Они стоят здесь часами, в. черных линялых платочках. Старые русские женщины русского Севера, прожившие всю суровую жизнь без бога, сейчас украдкой, стесняясь чужих глаз, одними губами шепчут молитву и провожают крестным знамением каждый корабль, уходящий в море, где после Nord Westа остались навеки их отчаянные кормильцы, а порой и дети. Я видел молодых петропавловских ребят, для которых зимний Nord West звучит как война. Ведь после него они не увидели своих отцов. И все же, окончив училище, по семейной традиции парни землю меняют на зыбкую палубу рыбацкого корабля. Земля надежнее, чем море, но почему ж они туда? Никто не ответит, никто не остановит, даже страшный бездушный зимний Nord West, что обрушился так неожиданно сейчас на наш «Семипалатинск».
Целый час мы еще пытались идти своим курсом. Но судно все тяжелее валилось на борт, всё чаще принимало кормой страшный удар. А моряки знают, что это такое — удар в корму.
— Нос на волну, ложиться в дрейф...
Это слова капитана. Он в кожаной ушанке и черном кожаном полушубке. Прошел мимо рулевого, положил ему руку на плечо:
— Боря, ты все знаешь. Левый крен градусов пятнадцать. Будь внимательней.
И уже свободному матросу:
— Деда на мостик!
— Есть деда на мостик.
Пришел дед — щупленький, невысокий мальчишка, наверное только-только после училища. Двадцать пять лет ему хватит за глаза. Да еще останется. А все равно дед. Ничего не поделаешь — всех главных механиков так крестят на море.
Пришел, вытер цветной ветошью мазутные руки. Ждет.
— Дедушка, как машина?
— Дышит, Семеныч.
— Прошу тебя, все еще раз посмотри. Ложимся в дрейф. И, кажется, Алеша, надолго. Ну, ступай.
— Добро!
В море чем больше опасность, тем люди друг к другу ближе. Я думаю, не стоит говорить — почему.
А ветер ревет. И кой черт уже разберет, где вода, где небо. Все смешалось, все стало одним цветом — черным.
Окна рубки покрылись толстым слоем льда: мороз-то около двадцати, а воды, слава богу, вокруг хватает. Заливает наш кораблик, как заливают каток. На мостике осталась лишь маленькая амбразура, да и ту приходится уже пробивать ломом. Ведь надо следить за волной. Но высунется капитан, и ветер забивает горло, бросает соленый лед в лицо. Разве что-нибудь разберешь. А разглядеть нужно. Сейчас наш единственный курс — против волны. Чуть в сторону — и мачты словно магнитом тянет к воде.
Локатором ищем берег. Быстро определяем точку: штормим на траверзе мыса Крестовый. Минуту мы видели его на зеленом экране, и все исчезло. Локатор остановился — заковало льдом,— мы ослепли.
В три часа дня были оборваны все антенны. На каждом проводе столько льда — канаты не выдержат, не то что тонкая проволока.
Уцепившись крепко за поручень, как ребенок за мамашину юбку, я стоял рядом с капитаном. Единственная мысль — не разжать руки, иначе полетишь куда-нибудь вверх тормашками. Не знаю, с чем сравнить такую качку, да и качка ли это вообще. Все вокруг вертится, переворачивается. Ощущение пространства потеряно. Состояние такое, будто находишься в роторе, который раскручивают во всех плоскостях.
Вечером Вася Харитончик натянул в своей рубке как бельевую веревку кусок проволоки и через эту горе-антенну пытался связаться с кораблями, узнать, что же происходит вокруг.
По коротким обрывкам услышанных переговоров, чьих-то радиограмм мы начали понимать всю колоссальную опасность, свалившуюся на корабли.
«Кавран», что вышел из порта раньше нас, тоже лежал в дрейфе. Там уже начали окалываться. «Киту» повезло. Он спустился до самых Курил, попал в ледовые поля, и у него спокойно. Попытался пойти дальше, но прихватило, и снова вернулся. Мы ему завидовали, нам-то прятаться некуда.
Вася мрачнел и все упорнее искал голоса кораблей.
Вдруг он начал что-то судорожно писать. Теплоход «Тулома» говорил с Петропавловском.
«Тулома»: Последний разговор микрофону с «Карагой» у меня был один тридцать. Попросил сообщить обстановку.
«Карага»: Нахожусь трех милях Уташуда, сильное обмерзание. Крен достигает 60 градусов, заливает водой, все люди окалываются, необходима немедленная помощь. Прошу связаться с плавбазой «Десна», направить ее нам. Также прошу вас идти нам.
«Тулома»: На ходу ли машина, можете ли двигаться? Советую выбрасываться берег.
«Карага»: Продвигаюсь берегу, машина ходу, берег вижу локатору, связь постоянно держите мною частоте 3120. Поторопите «Десну».
«Тулома»: Пытаюсь вызвать «Карагу» через 10-15 минут. Связи больше не добился. Капитан «Туломы» Лейзеруков.
Молчит «Тулома». Молчит Петропавловск. Мы их уже не слышим. Потеряли.
А что же с
