Цветочная сеть - Лиза Си

Питер подъехал к главному входу «Шератона», открыл дверцу машины для Дэвида, пообещал вернуться в двенадцать на следующее утро и растворился в ночи.

Портье подхватил сумку Дэвида, и они вместе прошли в гостиницу через вращающиеся двери. В вестибюле — атриуме высотой в шесть этажей — было оживленно. Подойдя к стойке регистрации, Дэвид различил английскую, немецкую, испанскую, японскую и, конечно же, китайскую речь. Повсюду висели указатели, обозначающие путь к ресторанам, где подавали блюда четырех разных провинций[23].

В лифте портье расхваливал удобства отеля: теннисные корты, тренажерный зал, крытый бассейн, кафе и бар с ночными развлечениями. В конце монолога он поинтересовался:

— А чем вы занимаетесь?

— Я адвокат.

— Вам нужна помощь? Хотите сяхай[24], «нырнуть в море»?

— Вряд ли.

— У меня хорошие гуаньси, связи. Я могу найти все, что потребуется.

Дэвид решил, что портье намекает на проституток, и покачал головой:

— Мне не нужно ничего такого.

Портье вопросительно посмотрел на него:

— Я знаком со многими. Если хотите найти хорошее здание под фабрику, мой дядя запросто поможет. Собираетесь заключить контракты — у меня есть двоюродная сестра, которая даст вам совет. Я посодействую вам, а вы мне. Можем стать партнерами. Вместе «нырнем в море»!

— Нет-нет, ничего не нужно, — отказался Дэвид, когда лифт начал замедлять ход.

— Зонтики! — не унимался портье, пока они шли по коридору. — Что скажете насчет зонтиков? Дожди льют по всему миру. Можем начать бизнес! Например, «Империя китайских зонтиков» или «Королевские зонты Китая».

Дэвид вложил несколько купюр в руку начинающего капиталиста и закрыл за ним дверь. В номере было ужасно жарко. Дэвид выключил отопление и попытался открыть окно, но безуспешно. Тогда он врубил кондиционер на полную мощность и разделся до нижнего белья.

Было еще рано, и Дэвид растянулся на кровати. Он дико устал, но сна не было ни в одном глазу — видимо, в результате расстройства суточных биоритмов из-за дальнего перелета. Дэвид хотел было позвонить в номер Бет, но тут же отверг эту идею: он не голоден, не хочет выпить и уж тем более не намерен рассматривать другие предложения. Мысли путались. События последней недели определенно выбили Дэвида из привычной колеи.

А он по-прежнему старательно цеплялся за привычную жизнь. Дэвид так и не продал дом, в котором жил с Джин, хотя окружающая обстановка постоянно напоминала, что теперь он одинок. А еще Дэвид отказывался ходить на свидания, считая, что еще не готов. Вместо этого он с головой погрузился в работу, понимая, что только так может не думать о бывшей жене, хотя именно из-за занятости и потерял ее. Он цеплялся за идеальную Джин, которая не имела ничего общего с ней настоящей, да и с ним настоящим тоже.

Перед самым отъездом в Китай — боже, когда это было? неужели всего два дня назад? — он позвонил ей. Джин безропотно вздохнула, услышав голос бывшего мужа, но скоро потеряла терпение:

— Мы в разводе, Дэвид, и я не понимаю, почему ты считаешь необходимым сообщать мне обо всех своих делах.

— Я думал…

— Дэвид, ты слишком много думаешь и слишком усердно работаешь. Почему бы ради разнообразия не попытаться просто жить?

Старая песня: все их ссоры, как казалось Дэвиду, крутились вокруг работы, ответственности и принципов. Разумеется, у Джин была своя точка зрения на их разногласия. Она часто повторяла: «Нельзя, чтобы наша совместная жизнь зацикливалась на твоей карьере, на том, какого очередного плохого парня ты собираешься прищучить и какого хорошего — спасти. А как же я, Дэвид?»

Несколько лет назад, когда Дэвид еще работал на «Филлипс и Маккензи», ему удалось разыскать спрятанные активы свергнутого диктатора. Он летал в Манилу, Гонконг, Лондон, Канны и Франкфурт, очень увлекся делом, давал интервью, беседовал со множеством информаторов, однажды даже полетел в Вашингтон, чтобы встретиться с группой сенаторов и обсудить возможность привлечения помощи из-за границы. Было очень приятно знать, что он изменил жизнь тысяч людей, которых никогда не встречал.

После очередной двухнедельной поездки он вернулся домой, опьяненный успехом. Теперь-то понятно, что это был не лучший момент, чтобы спросить Джин, не пора ли им стать настоящей семьей и обзавестись детьми.

— Семья? Дети? — усмехнулась она. — Ты, наверное, шутишь. У тебя нет времени даже на меня.

Его обидела реакция Джин.

— Нельзя же винить мою работу. Она очень важна. Я ведь…

— Ты ставишь свои принципы выше меня и нашего брака, — закончила Джин за него.

— Но я помогаю всей стране.

— Ну еще бы! Ценой наших взаимоотношений.

— Я исполняю свой долг.

Джин вздохнула:

— Дэвид, мне трудно изо дня в день жить с твоим моральным кодексом. К нему не прижмешься в постели. Он не утешит в конце тяжелого рабочего дня.

— Ты сомневаешься в моих чувствах?

Жена посмотрела на него в упор и заявила:

— Я для тебя отнюдь не на первом месте. Разве ты сам не видишь? Думаешь, я захочу дать жизнь детям, которые тоже не будут для тебя на первом месте?

Это был поворотный момент в их отношениях. Позднее он пытался отстаивать свою точку зрения, как поступил бы в суде, но без особого успеха. Упрямая, умная и гордая Джин заслуживала мужа, который любил бы ее, и только ее.

Во время того последнего звонка Дэвид хотел рассказать ей о своих недавних приключениях. Но с чего начать? И какая часть сведений считается государственной тайной? Подобная секретность тоже сводила Джин с ума, пока они еще были женаты. «Кому, по-твоему, я собираюсь рассказать? — злилась она. — „Нью-Йорк таймс“? „Нэшнл инкуайрер“?»

Однако многие из его дел считались «деликатными», и Дэвид не мог их обсуждать. В итоге между супругами выросла еще одна стена.

Когда Дэвид, невзирая на возражения Джин, сообщил ей, что собирается в Китай, повисло долгое молчание. Наконец Джин снова заговорила:

— Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. — И она повесила трубку.

И вот теперь за пределами «Шератона» его ждал целый новый