Финал в Турине - Алексей Вячеславович Зубков

И повышали голос друг на друга. Потом коннетабль ушел, а Луиза вернулась. Она сказала, что я все испортил. Что мужчина ее мечты вернулся, потому что любит ее, и понял, что она только что была с другим.

Они были любовниками много лет. Конечно, он знал, какая у нее улыбка и какой запах после сам знаешь чего. Конечно, он понимал, что после его отказа у нее может быть другой мужчина. И конечно, он носитель вашей культуры, где это все нормально. Но коннетабль пришел предлагать руку и сердце, а Луиза только что спрыгнула с меня. Это очень унизительная ситуация, верно? Верно.

Я не понял ни слова, но я слышал, что Луиза сначала ответила ему таким скептическим тоном. Потом она пару раз хихикнула. Не по-доброму. Очень не по-доброму. В высшем обществе даже мелкие слова и жесты имеют значение. Если бы она мне так хихикнула, я бы попрощался максимально быстро и сбежал.

Коннетабль знал Луизу лучше меня. Он ушел. А она, пока возвращалась ко мне, поняла, что это был последний шанс. За три шага улыбка сошла с ее лица, а на глазах появились слезы. Она сказала мне, что полгода просила его сделать шаг навстречу, а он отказывал вежливо, не желая жечь мосты. И теперь он сам пришел, а мосты сожгла она.

Я даже уйти не успел. Луиза заплакала и позвала стражу. Я сдался страже, и меня отвели в подвал. Дальше ты знаешь.

— Она не подала тебя в розыск, — сказал Макс, — Даже никому не сказала, что с ней был ты.

— Кто хотел узнать, узнал бы, — ответил Устин, — Слишком многие меня видели. Прислуга, фрейлины, стражники.

— Кто бы их слушал. Плевать на сплетни. Королева-мать не считает тебя врагом. И тебя пусть не мучает совесть. На твоем месте запросто мог оказаться какой-нибудь местный рыцарь. Он бы все сделал так же, как ты рассказывал. Ты на самом деле хорошо научился нас понимать.

— На самом деле я искренне не понимаю всю эту вашу куртуазию. Грех похоти в чистом виде.

— Остальные шесть грехов у нас тоже есть. И гнев. И гордыня, чревоугодие, жадность, зависть… Ладно, пять, — Максимилиан загнул пять пальцев и остановился, — Уныние все-таки для простолюдинов.

— Уныние точно не твой грех, — улыбнулся Устин.

— Надеюсь, Господь меня любит не только за это.

Эпилог

— Генрих! — первым поприветствовал Фредерик фон Нидерклаузиц старшего сына Максимилиана и Шарлотты.

— Дядя Фредерик! — Генрих ловко спрыгнул с коня.

— Твоя первая большая война?

— Да. И первый турнир, где я могу получить золотые шпоры, — восемнадцатилетний Генрих перевел взгляд на спутницу Фредерика, — Представь меня прекрасной даме.

— Не узнал! — воскликнула девушка, — Я Рафаэлла!

— Ой, как ты выросла. Четыре года назад была просто девчонка, а сейчас настоящая Прекрасная Дама. Не будь мы в родстве, я бы на тебе женился.

— Ты, наверное, всем так говоришь, — смутилась Рафаэлла.

— Все дамы молодые и прекрасные, кроме почти старушек, — сказал Фредерик, — Они могут и обидеться. А настоящие старушки только улыбнутся.

Через пару минут появились немного отставшие Максимилиан и Шарлотта. Поздоровались. Отметили, что Рафаэлла совсем как взрослая и хоть замуж выдавай.

— Вы вдвоем? — спросил Максимилиан.

— Да. Кармина и младшие остались дома. Рафи у нас папина дочка. Куда я, туда и она.

— Жаль, — сказала Шарлотта, — Скучаю по ним. Мы, правда, тоже младших не брали. Война все-таки.

— Как там наши старые знакомые? — спросил Максимилиан, — Живы-здоровы, сидят с тобой в Аугсбурге?

— Марта следит за собой и почти не изменилась, возраст выдают только глаза.

Шарлотта на мгновение сделала недовольное лицо, когда Фредерик упомянул первой именно Марту.

— Тони так и не женился, но я точно знаю, что у него есть дети, — продолжил Фредерик, — Симон поседел добела. Операции уже не делает, но диагнозы ставит с первого взгляда. Кокки врос корнями в Венеции, сто лет его не видел. Зато его сын Лоренцо фехтовальщик от Бога. Жаль, что больше ничего толком не умеет, но научится.

— Вы тут давно? — спросил Максимилиан.

— Два дня, — ответил Фредерик.

— И как ожидания? Будет простой честный турнир или в очередной раз делимся на партии по придворным раскладам?

— Ничего придворного. Война на носу. Император просил всех жить дружно и никого не убивать на турнире, чтобы не огорчать наших французских друзей, которые сами хотят нас убить или взять в плен.

— Прекрасно. Ты определился с дамой сердца?

— По семейной традиции надо выбрать супругу самого главного начальника, но она, кажется, осталась в Вене. Вот, ломаю голову.

— А у Рафи уже есть свои рыцари?

— Пока нет, — опустила глаза Рафаэлла.

— Будут, — сказала Шарлотта, — Я поговорила с дамами. Ди Кассано объявит дамой сердца Рафаэллу.

— Кто? — удивилась Рафаэлла, — Я ведь его совсем не знаю.

— Младший сын одного старого друга Максимилиана. Замечательный со всех сторон молодой человек.

— Как сын маминой подруги? — скривился Генрих.

— Не так-то просто найти среди детей подруг фаворита турнира, чье сердце пока свободно, — строго сказала Шарлотта, — А ты, Генрих, назовешь дамой сердца принцессу Кристину Датскую, несчастную вдову Франческо Сфорца.

— Черта с два!

— У тебя есть дама?

— Конечно, есть. И я ей уже обещал.

— Поговорим об этом позже. Кстати, старший ди Кассано хотел бы скрестить мечи с тобой, Макс.

— Ты только сейчас об этом вспомнила?

— Скажи спасибо, что совсем не забыла.

— Мечи? Он не хочет взять реванш на поллэксах?

— Ты хромаешь как бес из книжки. Забудь уже про поллэксы, порядочный человек не вызовет на пеший бой хромого. Конный на мечах, я тебя записала.

— Ладно.

— И не говори, что ты недоволен.

— Я доволен.

— Повтори это с более довольным лицом.

— Милая, я сам в состоянии договориться насчет поединка со старым другом. Может, ты мне еще будешь коня седлать?

— Нашел, на что обидеться. Просто хотела сделать тебе приятно.

— Спасибо. Фредерик, у вас найдется что-нибудь перекусить, пока наши боевые улитки ставят лагерь?

— Снова как в Ферроне?

— Должно же быть в мире что-то постоянное. Рыцари любят