Венская партия - Иван Иванович Любенко
…Ардашев смотрел на длинные пальцы шифровальщика, бегавшие по клавишам аппарата Юза так быстро и свободно, словно это были руки пианиста, исполнявшего сложную фортепьянную партию. «Да, — мысленно выговорил чиновник особых поручений, — действительно Лебедев — профессионалист высочайшего класса. Не постеснялся вежливо выставить меня из кабинета, пока занимался шифровкой и кодированием. Но потом позвал, разрешив присутствовать при передаче депеши, хотя и это строжайше запрещено».
— Вот и всё, — вставая из-за аппарата, сказал шифровальщик. — Телеграмма уже на Мосту.
— Отлично!
— А я вам вот что скажу, — вынимая из шкафа початую бутылку «Мартеля» и два коньячных бокала, вымолвил хозяин кабинета. — У нас, у русских, есть примета: если вышел из дома, а потом вдруг вернулся, то надобно обязательно в зеркало посмотреть, иначе беда может приключиться. Я не суеверный, — он наполнил бокалы, — но готов соблюдать эту ересь при одном условии: вместо того, чтобы пялится в потемневшее от времени зеркало, лучше махнуть рюмку водки или коньяку. То есть забыл что-то, воротился, опрокинул рюмашку и дальше пошёл, но уже в благодушном настроении. Тогда в этом возвращении будет хоть какой-то смысл. Согласны? — с хохотом спросил он.
— Абсолютно!
— Тогда пьём!
Когда бокалы опустели, Галактион Иннокентьевич снова налил коньяк и провещал:
— А вообще-то все эти приметы — наследие язычества. Однако замечу, что любая религиозная теория противоречит логике и научному подходу к изучению окружающего мира. Ну что, «по лампадке» за науку?
— Прекрасно!
Лебедев крякнул от удовольствия и поставил пустой бокал.
— Пора на бал? — вопросил Клим. — Мне ещё надобно к себе заскочить и тоже во фрак облачиться.
— Не волнуйтесь, успеем, — махнул рукой собеседник и повернулся к шкафу. — У меня тут шоколадка где-то завалялась… Ага, вот. Угощайтесь. В бутылке малая толика коньяка осталась. Предлагаю до конца разделаться с французом, как в Отечественную войну.
— А как же жена испанского посла?
— О! Вы бы видели её! Мечта! — цокнул языком шифровальщик и вновь уменьшил количество «Мартеля» в бутылке. — Красавицы — это как дорогие лошади, выведенные на парадное кольцо ипподрома. Не каждому по карману иметь орловскую рысистую, старинную липицианскую или ахалтекинскую изабелловую. Ловеласы, подобные мне, готовы отдать последнюю копейку из скудного жалованья, чтобы хоть на миг вдохнуть их божественное очарование и аромат любви. Так давайте поднимем бокалы за тех, без кого нам никогда не жить! За барышень и дам!
— За них!
Лебедев щёлкнул крышкой золотого «Бреге».
— Ого! Время и прямь бежит. Тогда последний тост — за любовь!
Ардашев поддержал пиршественное слово, и вскоре сослуживцы, покинув посольство, наняли коляску. Пегая лошадка споро довезла их до обители чиновника особых поручений.
Шифровальщик не успел выкурить и пятой части сигары, как рядом с ним в экипаже оказался облачённый во фрак и цилиндр коллега.
Через четверть часа дипломаты уже наслаждались видом центральной части Вены. Миновав парковую часть города, извозчик мягким натяжением вожжей остановил экипаж у дома № 11 по Фаворитенштрассе.
II
Количество фиакров и дорогих карет с собственным выездом, стоящих у старого особняка, изумляло. Видимо, идея отдыхать в первый рабочий день недели пришлась по душе не только старшинам Английского клуба.
Швейцар услужливо открыл дверь гостям. Но каждый вошедший был обязан отметиться у распорядителя, стоявшего тут же. Фамилия Ардашева уже была внесена в список, и Клим вместе с Лебедевым прошествовали в обеденную залу, где находились столы на два и четыре человека. Услужливый метрдотель провёл дипломатов к столику за колонной. Клим тут же попросил найти место у окна, и его просьбу удовлетворили. Не успели приятели оглядеться, как перед ними возник официант и предложил ознакомиться с меню. Читая длинный список блюд, Ардашев почувствовал муки голода. Опять его единственной едой за целый день были несколько чашек кофе, выпитых во время слежки за незнакомцем, коньяк и шоколад, предложенный шифровальщиком.
— Ну и цены, — покачал головой Клим.
— Высокие, — согласился Лебедев. — Это объясняется тем, что члены клуба не платят взносов. Аренда помещения, оплата музыкантам, официантам, маркёру и лакеям начисляется за счёт наценки на блюда. Так решил совет старшин.
— Тогда не будем скромничать. Позвольте на сей раз угостить вас на правах вступившего в клуб. И пожалуйста, Галактион Иннокентьевич, не скромничайте. Заказывайте, что душа пожелает.
— Ну что ж, Клим Пантелеевич, от такого предложения грех отказываться.
Официант, вероятно, был искусником читать посетителей по губам и тотчас вырос перед столом. На листке его блокнота едва хватило места, чтобы записать: «Оленина, тушёная в красном вине с каштанами и грибами, фазан в портвейновом соусе, спаржа, артишоки, цветная капуста и бутылка красного рейнского “Асмангейзер Ауслезе”; на десерт — пломбир со свежей земляникой и два кофе».
Ожидая приготовления блюд, приятели закурили. Клим окинул взглядом залу и увидел через три стола, у другого окна, выходящего во двор, того самого незнакомца, за которым три часа назад он колесил по городу. Этот тип уже переоделся во фрачную пару и хоть выглядел устало, но пил коньяк и курил уже знакомую трубку из слоновой кости. Безымянный палец его левой руки украшал золотой перстень с чёрным агатом.
— Скажите, а кто тот одинокий джентльмен за столиком у окна? — спросил Ардашев.
— Мэттью Леман, английский купец. Любитель шахмат.
Появился официант с подносом и принялся расставлять блюда. В этот момент Клим боковым зрением заметил, что во двор въехала четырёхместная двуконная коляска. Из неё вышли трое: инспектор Ковач, кладовщик камеры хранения на железнодорожном вокзале в Фиуме и полицейский стражник. Англичанин тоже обратил внимание на незваных гостей. Он вдруг резко поднялся и быстрым шагом направился к выходу.
— Простите, я ненадолго.
Ардашев поднялся и поспешил за британцем.
Инспектор и его сопровождающие невольно расступились перед торопившимся господином. Увидев почти бегущего навстречу Ардашева, полицейский в нерешительности остановился, но потом, поняв, в чём дело, кинулся следом.
Мэттью Леман перешёл на бег и, расталкивая мирно шествующую публику, выскочил во двор. Он едва успел поставить ногу на порожек свободного ландо и ухватиться за ручку, как получил сокрушительный удар в затылок. Британец рухнул на сиденье. Испуганный кучер, глядя на тяжело дышавшего молодого господина во фраке, прижал руки к груди и замер.
— Не вздумай тронуться, — цыкнул на возницу Клим.
— Никак нет, — отчего-то по-военному вымолвил трясущийся извозчик.
— А вы молодец, — услышал Ардашев за спиной и повернулся.
Перед ним стоял улыбающийся инспектор. Он кивнул кладовщику и спросил:
— Ну что, Иштван, тот монах или не тот?
— Ну да, он
