Золотые погоны империи - Валерий Геннадьевич Климов
К счастью для нас, командовать нашим батальоном поручили боевому штаб-офицеру из Иностранного Легиона майору Трамюзэ, отличному командиру и очень хорошему человеку, а его помощником назначили не менее храброго и толкового гвардии капитана Мартынова, недавно прибывшего к нам с новым пополнением.
В штаб нашего батальона, кроме них, вошли, также, ещё четыре французских лейтенанта: один связист и три переводчика.
Вместе с легионом остались и военврач Шелепов, оставшийся в одиночестве после гибели доктора Клейменова, и протоиерей Богословский.
В таком слегка обновлённом составе Русский Легион Чести, как недавно стали называть нас французы, вступил в свои последние сентябрьские бои.
Я, Мореманов и Рохлинский, по прежнему, держались вместе, так как после тяжёлых ранений капитана Лупанова и штабс-капитана Разумовского и прихода, в связи с этим, в легион новых офицеров: вышеуказанного Мартынова, двух братьев Суриных, являвшихся командирами двух строевых рот, прибывших к нам в период переформирования, и пятерых вышеупомянутых французов, включая нашего нового командира майора Трамюзэ, мы – «аборигены» Русского Легиона – оказались, как бы, немного в стороне.
Нет, ничего плохого мы, конечно, о вновь прибывших не думали. Просто, нам всем нужно было какое-то время, чтобы «притереться» друг к другу и проверить нашу новую «боевую спайку» на прочность.
И такой шанс был нам предоставлен уже в начале сентября.
Начавшая наступление на Лан 1-я армия французского генерала Манжэна, которой, опять, была придана наша ударная Марокканская дивизия, неожиданно наткнулась на ожесточённое сопротивление немцев в районе реки Эн и массива Сэн Гобэн.
Шедшая впереди всех 32-я американская дивизия, также, как и мы, входившая в эту 1-ю армию, встретив со стороны противника мощный отпор, сразу же остановилась и, замявшись, поддалась назад, после чего тут же была заменена на Марокканскую дивизию.
И, вот, в пять часов утра второго сентября стрелковые роты нашего Русского Легиона первыми выскакивают из своих окопов и под ураганным огнём германской артиллерии, в едином порыве, устремляются вперёд.
Наш батальонный батюшка – протоиерей Богословский – несмотря на уговоры солдат, тоже выходит вместе со всеми из окопов и идёт, под огнём, по совершенно открытой местности.
Без каски, с развевающимися по ветру седыми волосами, высоко подняв крест в правой руке, он, на ходу, благословляет им всех идущих в атаку воинов.
Мы, идя первыми, проскакиваем далеко вперёд, но я, повинуясь какому-то внутреннему чувству, невольно оборачиваюсь и вижу, как то место, где остановился батюшка, торопливым шагом пересекают идущие за нами «зуавы».
Невероятно, но они – рядовые французы, являющиеся по вероисповеданию католиками – пробегая мимо православного священника, тоже, в едином порыве, снимают с себя каски и торопливо крестятся на свой манер. Ближайшие же от него, и вовсе, подбегают к нему и наспех целуют у него в руке наш православный крест.
А первые лучи восходящего, в этот момент, солнца окончательно придают всей этой трогательной картине, поистине, библейский вид…
К сожалению, уже в полдень до нас дошла ужасная весть: «Батюшка убит!».
Как выяснилось позже, он, сначала, был тяжело ранен осколком разорвавшегося рядом с ним немецкого снаряда, а, затем, находясь уже на санитарных носилках, был добит точной пулемётной очередью одного из круживших в небе германских аэропланов, посыпавших свинцовым огнём сверху все наши атакующие войска.
Впоследствии, личным приказом Главнокомандующего французской армии священник Богословский был посмертно награждён «Орденом Почётного Легиона» и «Военным Крестом с пальмовой ветвью».
В тот же день снаряд немецкой тяжёлой артиллерии попал в командный пункт нашего легиона и убил, там, сразу несколько человек: майора Трамюзэ, одного из французских лейтенантов и трёх русских легионеров-связистов.
Три остальных французских лейтенанта, также присутствовавших, в тот момент, на командном пункте, были тяжело ранены и отправлены в госпиталь.
Тем временем, мы, под командованием гвардии капитана Мартынова, ворвались в укреплённый опорный пункт немцев Тэрни-Сорни и в жестокой рукопашной схватке сначала захватили его, а затем, в течение трёх последующих суток, удерживали данный пункт, несмотря на яростные контратаки лучших немецких частей.
Неся, в очередной раз, огромные потери, Русский Легион с какой-то бешеной энергией отчаяния защитил-таки, в неоднократных штыковых схватках, взятые им ранее позиции и, тем самым, спас всю Марокканскую дивизию от грозившей ей с нашего фланга смертельной опасности.
После гибели Трамюзэ наш легион экстренно возглавил майор Дюран, один из самых доблестных офицеров 8-го Зуавского полка, откомандированный к нам, в первую очередь, из-за того, что он хорошо знал нас ещё по нашей прежней совместной службе.
Времени на отдых не было, и уже тринадцатого сентября измотанная в тяжёлых боях Марокканская дивизия получила новый приказ: атаковать укреплённую линию Гинденбурга – последний серьёзный оплот германской армии на Западном фронте.
Выполняя данный приказ, ранним утром четырнадцатого сентября мы молниеносным ударом врываемся в первую укреплённую (узловую) линию «Росиньоль», забрасываем её ручными гранатами и, не задерживаясь, следующим же броском, овладеваем, в очередной штыковой схватке, второй укреплённой линией «Авансэ».
Едва очистив от противника захваченные линии, наш Русский Легион, в едином порыве, опередив даже предварительную артподготовку французской артиллерии, устремляется в сторону последней указанной нам цели – третьей укреплённой линии «Шато (Замок) де ля Мотт» – и врывается в неё в результате своей молниеносно проведённой «штыковой атаки».
Могучее русское: «Ура!», вырвавшееся, одновременно, из четырёхсот «русских глоток», настолько ошеломляет немцев, что они, практически, не оказывая никакого сопротивления, сразу же начинают массово сдаваться в плен.
В тот же миг наш командир даёт в воздух означенное количество красных сигнальных ракет, чтобы предупредить французскую артиллерию о том, что стрелять по данным позициям не надо, поскольку мы их уже заняли.
Но такая быстрота нашего продвижения кажется французским артиллеристам настолько невероятной, что от них, в ответ, взвивается в воздух ракета условного цвета, означающая вопрос: «Где вы? Повторите сигнал!», и командиру приходится повторить свой сигнал, чтобы избежать «накрытия» нас огнём собственной артиллерии.
В пылу боя я, сам не ожидая того, вместе с группой наших солдат ворвался в здание расположенного в данном укреплённом пункте штаба гвардейского германского полка.
Попадавшиеся нам, там, немецкие офицеры, как правило, сразу поднимали руки вверх и почти не оказывали никакого сопротивления, благодаря чему мы стремительно, без потерь, захватили все помещения этого здания.
Проскочив, таким же образом, по одному из коридоров штаба в его самый дальний угол и уже повернув, было, обратно, я вдруг обратил внимание на почему-то запертую дверь одного из штабных кабинетов. Мне это показалось весьма странным, и я, выбив её одним ударом ноги, не задумываясь, вошёл туда, держа наготове свой не раз проверенный в деле револьвер.
В кабинете,
