Прагматика и поэтика. Поэтический дискурс в новых медиа - Екатерина Захаркив
поэзия Майкла Палмера исходит из похожего тревожного, головокружительного опыта несовпадения высказывания и реальности, слова и обозначаемой им вещи, знака и референта [Скидан 2013].
Такой принцип организации поэтического высказывания можно было бы сравнить с иллокутивным самоубийством (ср. с фразами типа Я лгу), но то, что является нарушением коммуникативных норм в обыденной речи, открывает новые границы означивания как постоянного творческого процесса в поэтической коммуникации.
Ключевыми языковыми средствами обозначения молчания и нового способа выражения поэтического «я» в координатной сетке материально-невербального интерфейса оказываются прагматические параметры. Мы рассмотрим более подробно показатели детерминативности, которые выводятся в фокус в текстах обоих поэтов и становятся основными маркерами субъективации в «Айги-цикле» Палмера. Детерминативная функция в обеих поэтических практиках выводится в фокус с целью индексации повышенной определенности высказывания, что выражается с помощью частотного употребления различных показателей определенности[63]: указательные местоимения (этот, тот, this, that): that day, when my despair noticed; This house / so known; Spare light / of this world – / not entirely / of this world / not entire (М. Палмер); но для меня в этот вечер / будто входящего в город как Бог; этот обратный давно до-Кого-То (когда уже трупом над всем отблистало / названье! – блистает / бесследность – за тем отблистаньем) / о этот / обратный не менее / Дождь (Г. Айги)); притяжательные местоимения (мой, наш, их, my, mine, our, their): Our walk then by sea’s edge; and the coiled voices / their summonings below (М. Палмер); останется рядом она чтоб занять после нас нам отслужившие / наши места Г. Айги); Молчание – тишина с «содержанием», – нашим <…> Это – о не-нашем Молчании. «В том числе», и о тишине – с молчаньем – ушедших. Все – естствует Г. Айги); указательные местоименные наречия (здесь, там, here, there): and now here / outside the poem / beneath the eaves; здесь, / где мелкость глаголов кажется единственно-сущей под небом пустым – Бессловесием, – / здесь / движется творящее Слово Поэта-Малевича <…>(«мучительное» здесь – «переходное» Его состояние) Г. Айги); определенный артикль (the), который может употребляться перед существительными в функции подлежащего не только в позиции темы, но и в позиции ремы[64].
Практические все перечисленные средства встречаются в стихотворении «Здесь» Г. Айги:
и жизнь уходила в себя как дорога в леса и стало
казаться ее иероглифом
мне слово «здесь»
и оно означает и землю и небо
и то что в тени
и то что мы видим воочью
и то чем делиться в стихах не могу <…>
здесь все отвечает друг другу
языком первозданно-высоким
здесь
на концах ветром сломанных веток
притихшего сада
и не знаем мы слова и знака
которые были бы выше другого
здесь мы живем и прекрасны мы здесь <…>
и от нас отодвинувшись
словно в воде отраженье куста
останется рядом она чтоб занять после нас
нам отслужившие
наши места —
чтобы пространства людей заменялись
только пространствами жизни
во все времена
В качестве примера из текстов Палмера можно привести первое стихотворение из анализируемого цикла «And here the rains…»:
And here the rains
think little of us
their music is such
and the wind is such
and «the time of ravines»
the tiny wild orchids
in the damp fields
Night again
and the life-book
writing itself
Таким образом, для поэтических практик Айги и Палмера характерно акцентирование определенности поэтической коммуникативной ситуации, что напрямую соотносится со спецификой поэтической референции, для которой характерно балансирование на границе между экзофорической и эндофорической референцией. Если эндофорическая референция коррелирует с внутренней речью, интериоризацией и фактором субъективного восприятия, то экзофорическая референция соотносится с обыденной речью, экстериоризацией и внешним коммуникативным контекстом высказывания. Показатели экзофорической определенности вовлекают называемые объекты в сферу ментального охвата и перцепции, обладая особым коммуникативным значением.
Средства выражения определенности в поэтических текстах Айги и Палмера напрямую указывают на актуализацию референциальных связей текста с внешним контекстом и с внутренней организацией высказывания. Выдвижение в фокус показателей определенности сигнализирует о намеренном сдвиге по линии интериоризации – экстериоризации с целью выстраивания индивидуальной референциальной перспективы, в которой внутренние координаты (характерные для поэтического высказывания в целом) сдвигаются в область внешних связей с актуальным коммуникативным контекстом. Такое последовательное выстраивание координат экзофорической референции позволяет поэтам расширить возможности поэтической коммуникации, вовлекая в интеракцию различные коммуникативные параметры, включающие не только адресанта и адресата, но и контекст, контакт, сообщение и код.
§ 2. А. Драгомощенко – Б. Уоттен. Стратегии субъектного дистанцирования
По словам Барретта Уоттена, его и Аркадия Драгомощенко можно отнести к тем авторам, которые практикуют «поэтику имманентности»[65]. Это означает, что субъект в их творчестве выступает как агент, переживающий опыт непосредственно внутри дискурса, одномоментно рефлексируя его и привлекая к поэтическому исследованию философские (Драгомощенко) или медиатехнологические (Уоттен) дискурсивные элементы и механизмы. Это переживание представлено таким образом, что структура самого высказывания опосредована его <переживания> синхроническим раскрытием [Davidovska 2013: 20]. Например, состояние наблюдающего сознания, балансирующего на границе внутренней, поэтической и разговорной речи, не скованного определенными моделями мыслительных операций, передается посредством паратаксических конструкций, логико-семантических и грамматических смещений (Драгомощенко), а погруженность субъекта в современные медиа и другие социальные и психологические реалии отображается в способах конструирования поэтических высказываний и множественных прагматических сдвигах (Уоттен)[66]. Отдельное внимание уделяется элементам, создающим эффект присутствия в моменте и письма, и чтения, однако механизм работы с этими элементами у поэтов различен.
Характерный для обоих поэтов тип письма можно сопоставить с механизмом транскодирования, о котором мы подробно писали в предыдущих разделах.
В поэзии А. Драгомощенко дейктические элементы сигнализируют перемещение по ментальному пространству, автономному и заданному особым способом мышления. Оптика, организуемая в его текстах, основана на когнитивном механизме перспективизации, когда наблюдаемая и переживаемая действительность становится предметом высказывания, который не фиксируется (номинативно, с помощью лексических единиц),
