Сделка. Я тебе верю (СИ) - Беж Рина

Надо сначала выбраться, потом остальное.

Дурное предчувствие, что время поджимает и идет на минуты, никак не желает отпускать.

— Мамочка, я сейчас свою дверь открою, потом твою. И мы выберемся, — касаюсь губами ее виска и вновь с усердием принимаюсь за дело.

Никак. Что-то мешает. По-видимому, деформация кузова.

Не придумав ничего лучше, ложусь спиной на сидение, рукой тянусь и дергаю рычаг открытия, и параллельно распрямляю согнутые в коленях ноги — бью по двери.

Раз. Другой.

А третий поддается со щелчком.

От того, что хоть что-то получилось, на глаза набегают слезы. Боже, спасибо!

— Я уже. Мама, я уже. Сейчас мы и тебя вытащим, — касаюсь плеча единственного ‘родного человека, оставшегося в живых, и всхлипываю, когда она накрывает мою холодную руку своей почти ледяной.

— Даша, уходи, огонь сейчас вспыхнет.

Знаю, но..

— Нет. Без тебя никуда.

Отщелкиваю уже ее ремень безопасности и выскакиваю из машины.

Или мне кажется, что я выскакиваю. Голова вновь кружится. Не то от порывов слишком свежего ветра после едкого, сконцентрированного в салоне воздуха, не то все же от полученного сотрясения.

Не обращаю внимания. Нужно вытащить маму.

Скорее. Из-под остатков жутко деформированного капота валит дым. Не очень густой, но жутко едкий.

Господи, мне же всего пять минут надо. Только пять минуточек.

Всевышний, пожалуйста!

Сердце колотит как сумасшедшее. Дергаю ручку передней пассажирской двери. Не поддается. Снова дергаю. Стучу по стеклу, встречаясь взглядом с мамой.

— Дави со своей стороны, — умоляю ее, смаргивая слезы.

- Не получается, Даша... уходи.

У самой тоже в глазах слезы. И кровь на лице и по плечу.

-Ни за что! — психую.

Рву дверь на себя сильнее. Бесполезно.

— Мама, давай через лобовое. Ты сможешь, — выбираю другой способ.

— Доченька, ноги зажаты, — читаю по губам и мотаю головой, не желая этого слышать.

Нет, ну нельзя же так! Я не согласна!

— Тогда мы еще раз, — уговариваю нас обеих не сдаваться.

Сможем. Я знаю, мы сильные. Мы справимся.

Вновь рву дверь на себя. Мама помогает руками со своей стороны.

И в тот момент, когда груда металла поддается... я обнимаю маму и помогаю аккуратно высвободить ноги и сдвинуться на шаг... два... капот охватывает синем пламенем.

Огонь голодным зверем взлетает ввысь, раскидывает искры и с рыком устремляется ко второй машине. Облизывает ее, довольно урчит... цепляется за подтекающий из пробитой цистерны бензин... распробует его... оскаливается.

— Бежим, — несу чушь, потому что мама еле переставляет нетвердые ноги, да и я сама не особо мобильна, как надеюсь.

Бабах!

Нас сносит ударной волной.

1.

ДАРЬЯ

Настоящее время.

Огонь разрастается сильнее. Медленно подбирается к ногам, облизывает подошвы босоножек, жжет пальцы.

Он жадный, ненасытный, злобный, требующий жертв. Еще и еще.

Мне страшно. Очень страшно, мамочка!

Всхлипываю и сгибаю ноги в коленях, стараясь убраться от нестерпимого жара подальше. Упираюсь пятками в асфальт, перебираю руками, пытаясь отползти.

Надо срочно увеличить расстояние с полыхающим ужасом, иначе он меня поглотит и уничтожит. Но стопы, вымазанные кровью, проскальзывают и не помогают.

Плюхаюсь на задницу, не справившись с задачей.

А он, мой главный кошмар, легко сокращает между нами дистанцию и подбирается еще ближе.

— Нет... нет.

Мотаю головой, не желая сдаваться. Я должна. Должна еще раз попробовать, но, как не борюсь, остаюсь на месте, будто приклеенная.

Огонь фыркает, насмехается. Разбрызгивает искры в стороны, скалится, словно хищный зверь, и подкрадывается вплотную, подкидывая и опуская языки пламени.

Всё ближе... и ближе... и ближе.

— Сдайся... подчинись... сгори... - урчит он, окружая.

Минута, две, и ловушка схлопнется, взяв меня в кольцо.

— НЕТ! Ни за что!

Отказываюсь участвовать в играх по его правилам и рывком спешу отстраниться. Неистово дергаю руками и ногами.

Подкидываюсь и резко сажусь, дико озираясь по сторонам.

Пусто. Господи, пусто. Огня нет Кошмара нет. Все в порядке. Со мной всё в порядке. Я в безопасности. На кровати в собственной спальне. Жива, здорова и невредима.

А всё привидевшееся — не более чем очередной кошмар.

Кошмар, Даша. Успокаивайся.

Провожу ладонями по лицу, растираю щеки, вместе со слезами смаргиваю ужас прошлого и протяжно выдыхаю. Медленно втягиваю новый глоток воздуха и, выпятив губы трубочкой, еще раз выдыхаю.

С каждым разом получается все легче и спокойнее. Вот и замечательно. Не дело это — соревноваться с загнанной лошадью. Надо приходить в себя. И сердце надо успокаивать, а то несется галопом, неугомонное, будто грудную клетку пробить торопится.

— Это сон. Просто дурной сон. Огня нет, — проговариваю вслух свой страх и смахнув с лица растрепавшиеся во сне волосы, настраиваюсь на позитивную волну.

— А у меня все хорошо.

Сгибаю ноги в коленях, обхватываю их руками и устремляю взгляд в окно, где уже во всю светит солнце.

Конец лета. Надо не грустить, а радоваться оставшимся погожим денькам.

Наслаждаться солнцем, теплым ветром и яркой зеленью. А то расклеилась, понимаешь ли, будто кисейная барышня.

Нет. Это совсем не дело. Подумаешь, конверт с приглашением от Шаталовых получила. В первый раз что ли? Нет, конечно. Сколько этих конвертов за два года у меня было? Десятка два точно, а может и больше.

Хочу — не хочу, а я — член семьи. Тоже Шаталова. Вот и получаю приглашения.

И на мероприятия их снобские хожу. Всегда хожу, иначе нельзя. С родственничками мужа и им самим юлить нельзя. С ними вообще ничего лишнего нельзя. Следят за каждым шагом, контролируют, держат руку на пульсе и душат, душат, душат.

Захочешь — не отмахнешься.

Кривлю губы в едкой усмешке.

Кто б знал, как я устала. От брака-ширмы устала. От давления и угроз устала. От вранья постоянного. От них самих, всех Шаталовых до единого.

Как мне всё осточертело, боже. Послать бы их дружной гурьбой в бездну, бросить здесь всё без сожалений, сбежать на край света... и вдохнуть, наконец, свежего воздуха, не испоганенного шантажом и ложью.

Нельзя.

Мне ничего нельзя.

Чувствую себя бабочкой, надежно пришпиленной иглой. Понимаю, что всё, свободы уже никогда не будет, скоро совсем засохну и сдамся, но в душе бьюсь, бьюсь и наивно мечтаю вырваться из ловушки на волю.

— Глупости всё. Мне с ними не совладать, — приземляю себя резко и поспешно выбираюсь из кровати.

Какой смысл сидеть и себя жалеть? Лучше кофе сварю. Вот уж что-что, он точно отлично умеет поднимать настроение. А приём по случаю юбилея Льва Семеновича — ничего, переживу.

Только ненавистному свекру долгих лет жизни желать не буду. Не умею настолько лицемерить. Пусть словесными кружевами на радость папаше и публике муженек занимается. Он это любит. Пиз...бол из него вообще великолепный.

С меня же будет достаточно подобрать себе соответствующую статусу дорогую упаковку, а дальше весь вечер помалкивать и улыбаться. В общем, играть хорошо заученную роль той самой бабочки, призванной украшать коллекцию.

— Даша, я во дворе. Сейчас поднимусь, — произносит Ярослав без четверти семь, как только я принимаю вызов.

Ни «здрасти», ни «привет», сразу к делу.

Ну да, зачем впустую тратить время на ту, которую уже получил? То ли дело свежая кровь... вот там, наверное, изгаляется.

Нет, я не ревную и не злюсь. Давно ровно. Да и лень тратить на Ярика эмоции пусть даже отрицательные. Хотя, если бы он, как нормальный мужик, подписал бумаги на развод и насовсем ушел к своей небракованной, расщедрилась бы и на искреннюю улыбку, и на «большое спасибо», высказанное от души.