Последний шторм войны - Александр Александрович Тамоников
Лагерь был новый, построенный всего полгода назад. Добротные деревянные бараки запирались на ночь, и территория лагеря патрулировалась солдатами конвойного батальона. Лагерь по периметру огорожен столбами с колючей проволокой, снаружи установлены несколько вышек с прожекторами, которые включались по мере необходимости. В остальное время в темное время суток лагерь освещался обычными уличными фонарями на столбах. Даже ворота не были сплошными, сколоченными из досок или сваренными из листового металла. Обычная деревянная рама и та же самая колючая проволока. Здесь, как и на вышках, стоял круглосуточный пост. Простая и надежная система изолирования.
Около четырех часов утра караульный на угловой вышке заметил чье-то движение в кустарнике метрах в пятидесяти от проволоки. Ночь была темная, на пасмурном небе ни звездочки. И под утро вдруг поднялся ветер, который стал разгонять тучи. Солдат уже замерзал в шинели и решил накинуть на плечи тулуп, когда вдруг в свете луны, на минуту показавшейся в разрыве туч, увидел, как кто-то двигается. Сначала ему показалось, что это собака, но почти сразу он увидел человека в ватнике, старой солдатской шапке и кирзовых сапогах.
Щелкнув тумблером, караульный, как и полагалось в подобных ситуациях, включил прожектор. Яркий луч, направленный на проволочное ограждение, скользнул к кустарнику, и человек тут же вскочил и бросился бежать. Возле оврага среди зарослей молодого осинника он исчез. И тут же тонким зуммером отозвался полевой телефонный аппарат.
— Что у тебя там, Зинченко?
— Человек какой-то к проволоке близко подошел. Лучом пуганул, он в сторону оврага убежал.
— Внимательнее там, не выключай прожектор, — приказал начальник караула, и сразу его голос стал тише и глуше, как будто он приказывал кому-то в караульном помещении. — Давай Игошина с собакой туда, а сам возьми пару человек из отдыхающей смены и на «полуторке» сгоняй к оврагу.
… Утром Шелестову передали сообщение из лагеря для немецких офицеров, в котором они были вчера с Сосновским. Начальник караула доложил, что ночью была проведена попытка проникновения в лагерь снаружи и имеется важная информация. Отправив Сосновского в другой лагерь, знакомиться с делами офицеров, Шелестов выехал на место происшествия.
Начальник караула, молодцеватый энергичный капитан Васильев, уже сменился, но ждал Шелестова, чтобы отрапортовать вместе с начальником. Максим был хмур не только потому, что не успел позавтракать и толком выспаться. Что-то уж слишком часто стали случаться в лагерях ночные происшествия. Начальник караула сразу перешел к делу, зная, что начинать надо с главного, а мелочи оставлять на потом.
— В четыре десять утра на вышке номер три постовой включил прожектор и направил его на прилегающую наружную территорию. Я сразу связался с ним по полевому телефону, и он сообщил, что в нескольких десятках метров видел человека в кустах. Под лучом прожектора человек попытался скрыться.
— «Попытался»? — сразу ухватился за это слово Шелестов. — Это значит, что скрыться ему не удалось.
— Никак нет, товарищ подполковник, не удалось, — чуть сконфуженно отозвался Васильев. — Убит при задержании. Точнее, застрелился он.
— Тьфу! — не сдержался Шелестов. — Когда же у нас бойцы и командиры войск НКВД научатся брать живым врага, научатся понимать, что только живой враг важен, мертвый никому и ничего не расскажет!
— Виноваты, товарищ подполковник, — чуть дернул недовольно плечами капитан. — Мы проводника с собакой пустили за ним, а потом догнали на машине. Мы даже не собирались стрелять, в переговоры вступили. А он что-то сжечь попытался. Ну я понял, что от важных улик избавляется. Тут мы и бросились на него, а он пистолет под подбородок, и… мозги наружу.
— Собака его не догнала? — уже спокойнее спросил Шелестов, понимая, что бойцы не виноваты.
— Догнала, — вздохнул Васильев. — Только он ее из пистолета. Хороший был пес Абрек. Один из лучших.
— Где тело?
— В холодном сарае лежит пока. Скоро приедет машина с представителем Управления НКВД, и труп отвезут на вскрытие. Будете смотреть?..
Тело лежало на полу, обильно усыпанном старой соломой. Солдатская плащ-палатка, на которой его сюда привезли и положили, вся пропиталась кровью. Спрашивать про то, каким оружием пользовался этот человек, было бесполезно. И так видно, что может натворить пуля из армейского ТТ на коротком расстоянии. Затылка у подозреваемого не было. Лицо бледное, глаза чуть прикрыты, рот раскрыт, и во рту виднелись желтые прокуренные зубы. «Простой сельский мужик», — подумал было Шелестов, но тут увидел, что на одном коренном зубе у убитого имеется коронка. Хорошая, добротная коронка. Никогда еще Максим не видел у простых селян таких коронок. Мосты видел, но чаще просто следы выпавших зубов. Ватник на левой руке изодран, и, по-видимому, сделали это зубы собаки. Колени обычных брюк из шерстяной ткани и ношеные кирзовые сапоги были в грязи. Значит прятался, где-то тайком пробирался. И локти тоже грязные, а вот ладони почти чистые. Берег руки или помыл в какой-то весенней луже. Хотя если его гнали прямо от проволоки, то не до мытья рук было человеку.
— Обычно из лагерей бегут, а это, кажется, пытался пробраться внутрь? — спросил Шелестов. — Редкий случай.
— Может, письмо хотел передать или подбросить в условное место, — предположил Васильев. — Он его-то потом и пытался сжечь, да не получилось. Ветер спички задувал, а спрятаться от ветра было негде.
Письмо, к счастью, оказалось целым: подгорел лишь один угол листка бумаги. Написано оно было по-немецки, хорошим почерком и явно не на коленке и не в лесу, а в доме за столом. Аккуратно уложив письмо в папку, Шелестов сначала позвонил Платову, попросил его принять и, когда тот согласился, сразу направился к нему. Комиссар госбезопасности уже ждал, и письмо незамедлительно отправили в лабораторию и к переводчику. А Шелестов начал рассказывать обо всех обстоятельствах происшествия. Платов слушал внимательно, не перебивая, глядя на собеседника пристально своими глубоко посаженными глазами, как будто впитывая ими информацию.
— И
