Мозаика Великой Отечественной. От 22 июня до Курской дуги - Алексей Валерьевич Исаев

кодовым наименованием «Цитадель» – удар с севера и юга по Курскому выступу. Радиограмма была перехвачена и дешифрована англичанами, добившимися большого успеха во взломе кодов шифровальной машины вермахта «Энигма». Содержание этого, ныне уже опубликованного, документа было сообщено советской разведке одним из членов «кембриджской пятерки» – Джоном Кернкроссом. Вкупе с другими данными разведки полученные сведения позволили советскому командованию сосредоточиться на обороне Курской дуги. Ранее, в оборонительных операциях 1941 и 1942 гг., разведданные такого уровня просто отсутствовали, что не позволяло строить плотную оборону именно там, где ударит противник.

В целом же следует констатировать, что достигнутый Красной армией в отражении немецкого наступления позитивный результат был обусловлен целым рядом факторов, уникальных для летней кампании 1943 г. Проецировать принятые меры и достигнутый результат на другие периоды войны, и в первую очередь на 1941 г., совершенно бессмысленно ввиду ряда принципиальных различий.

Советский успех в обороне летом 1943 г., контрастировавший с неудачами 1941 и 1942 гг., вызвал поспешные выводы не только у отечественных историков. И историки, и мемуаристы в Германии ставят вопрос о цепочке роковых решений, помешавших вермахту добиться «традиционного» для летних кампаний успеха. Поскольку операция «Цитадель» забуксовала в первую очередь на северном фасе Курской дуги, взгляды критиков решений немецких командующих в первую очередь обращаются к действиям и решениям Вальтера Моделя на посту командующего 9-й армии группы армий «Центр». Описывая ход боевых действий в первый день наступления, командир 6-й пехотной дивизии генерал Х. Гроссман писал: «Батальон “Тигров” далеко впереди сражался с вражескими танками. Вдалеке перед фронтом дивизии лежала возвышенность, на которой можно было наблюдать передвижения русских. Если бы в этот момент подошли танковые дивизии, то, вероятно, Курск был бы взят; враг был застигнут полностью врасплох и слабым. Драгоценное время, которое враг использовал для того, чтобы бросить вперед свои резервы, было потеряно»[274].

Хорст Гроссман был не одинок в негативной оценке плана наступления Моделя. В своей истории германских танковых сил бывший начальник штаба Гейнца Гудериана Вальтер Неринг писал: «Из 6 механизированных дивизий на северном фасе 5 находились в резерве. Уже одно это дало Красной армии решающее преимущество. Было бы гораздо разумнее бросить пару танковых дивизий вперед». У планов неуспешных операций незавидная судьба – их чаще всего безжалостно критикуют. Причем, что бы ни делал потерпевший неудачу военачальник, его обязательно осудят потомки. На южном фасе Манштейн и Гот поставили все подвижные соединения в первый эшелон – их осудили за отказ от выделения эшелона развития успеха.

Однако американский исследователь Стивен Ньютон в своей биографической книге о Моделе обратил внимание на то, что критики немецкого военачальника упускают из виду тот факт, что большая часть бронетехники 9-й армии находилась не в подвижных соединениях, а в отдельных частях качественного усиления. Модель поставил немалые силы – 656-й полк «фердинандов», 177-й и 244-й батальоны «штурмгешутцев» в полосу наступления 41-го танкового корпуса. Это составило в общей сложности 233 танка и САУ. Для поддержки атаки 47-го танкового корпуса Модель использовал обе роты 505-го батальона «Тигров» в дополнение к 245-му и 904-му батальонам штурмовых орудий. В этих 3 батальонах насчитывалось 93 единицы бронетехники. Атаку 46-го танкового корпуса поддерживали 40 танков и штурмовых орудий, а атаку 23-го корпуса – 62 штурмовых орудия. Всего 9-я армия бросила в бой в первом эшелоне 5 июля 542 единицы бронетехники, или 57,7 % всей наличной бронетехники.

Таким образом, упреки в адрес В. Моделя трудно назвать обоснованными. Его план действий был в целом адекватным выделенным ему силам и потерпел неудачу вследствие принятых советской стороной решений и в целом грамотному и продуманному построению обороны Центрального фронта. Советская сторона не просто брала паузу и отдавала инициативу противнику. С самого начала перехода к преднамеренной обороне речь шла о выбивании ударной силы германской армии. Г. К. Жуков формулировал этот тезис следующим образом: «Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, нанести им поражение, и в первую очередь разбить танковые группировки противника, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить»[275].

Эти предположения можно оценить как вполне обоснованные. Для операции «Цитадель» германским командованием было выделено 2758 танков и штурмовых орудий (включая находящиеся в ремонте). На остальных участках Восточного фронта осталось 1064 танка и штурмовых орудий[276].

Выбить из строя и лишить боеспособности большую часть вражеской техники подвижных соединений представлялось более чем заманчивой целью. Подчеркну: подвижных соединений (танковых и моторизованных дивизий), являвшихся основным средством для контрударов в обороне.

Решение этой задачи было не столь простым, как может показаться на первый взгляд. Это на киноэкране немецкие танки чаще всего окутываются дымом и пламенем сразу после попадания снарядов противотанковых пушек. На практике большую часть потерь составляли поврежденные, а в случае Курской дуги еще и подорвавшиеся на минах танки. По немецким данным, в безвозвратные потери непосредственно после сворачивания операции «Цитадель» оказалось списано сравнительно небольшое количество бронетехники. Это 183 единицы в группе армий «Юг» к 17 июля[277](из примерно 1500 принявших участие в бою) и 88 единиц в группе армий «Центр» к 14 июля 1943 г. (из примерно 1000, так или иначе задействованных в «Цитадели»).

Командующий 6 гв. армии генерал-лейтенант И. М. Чистяков. Апрель 1943 г.

Это заставляет некоторых западных исследователей (а именно Н. Цеттерлинга и А. Франксона) делать поспешный вывод о слабом влиянии «Цитадели» и неудачи в этом наступлении на летне-осеннюю кампанию 1943 г. и год в целом. Действительно, с формальной точки зрения вышеназванные цифры составляют ничтожную часть от общих потерь немецкой бронетехники в 1943 г. Однако цифры безвозвратных потерь достаточно лукавые. Значительное количество танков и штурмовых орудий после сворачивания «Цитадели» находились или нуждались в ремонте. На это обращает внимание другой западный историк Курской битвы – Стивен Ньютон, вступивший в полемику с Цеттерлингом и Франксоном. Он обращает внимание не на абсолютные цифры безвозвратных потерь германской бронетехники, а на падение доли боеготовых танков в результате неудачного немецкого наступления.

Учитывая, что боевые действия продолжались, изменение ситуации с числом боеготовых танков после завершения «Цитадели» происходило достаточно медленно. Согласно Panzer Lage и StuG Lage Ost, по состоянию на 31 июля в ГА «Юг» было 625 боеспособных танков, 633 – в ремонте и 190 – в пути, а также 251 боеспособная самоходная установка StuG и StuH, 84 – в ремонте и 11 – в пути. Большей части находившейся в ремонте техники требовался краткосрочный ремонт продолжительностью от 6 до 21 дня. Если бы советская сторона оставалась пассивной, то значительная часть этих бронеединиц вернулась