Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс
Несколько чиновников Госдепартамента в Вашингтоне, насторожившись, стали сыпать предостережениями. Джон Пейтон Дейвис предупредил, что «ирредентизм, экспансионизм, давление и посулы со стороны Советов, стратегические тревоги, идеологический фанатизм, внутренние проблемы и эмоциональный антиамериканизм» могут в совокупности вынудить Китай вмешаться в войну. Руководитель Отдела по делам Китая Эдмунд Чабб выразил убеждение, что Китай будет сражаться. Но в этом вопросе он всегда был неисправимым пессимистом, поэтому ему не особенно верили. Еще 12 октября ЦРУ доказывало, что, «несмотря на заявления Чжоу Эньлая, стягивание войск в Маньчжурию и пропагандистские обвинения в зверствах и нарушениях границы, убедительных указаний на намерение китайских коммунистов в данный момент устроить полномасштабную интервенцию в Корее не наблюдается». Дин Ачесон считал доводы против интервенции Китая неоспоримыми: Китай утратит все надежды на вожделенное место в ООН, ему придется стать сателлитом СССР и идти на поклон к Москве за авиационной и военно-морской поддержкой, иначе он в принципе не сможет вести войну; НОАК слишком плохо оснащена, чтобы всерьез противостоять армии Макартура; китайское правительство должно быть напугано ожиданием разрушительных ответных ударов со стороны Америки, если китайские войска и вправду выступят против войск ООН. Соединенные Штаты были убеждены в том, что их политика на Дальнем Востоке ни малейшей угрозы для законных интересов Китая не представляет. Соответственно, Вашингтон убедил себя, что Пекин придет к тому же выводу.
Однако этого не случилось. Второго октября премьер Чжоу Эньлай вызвал индийского посла Паниккара и сообщил ему без обиняков: если ООН пересечет 38-ю параллель, Китай вмешается в войну. Трумэн, узнав о заявлении Чжоу, отмахнулся от него как от «наглой попытки шантажировать ООН… ‹…› Проблема, возникшая в связи с этими докладами, заключается в том, что господин Паниккар в прошлом регулярно играл на руку китайским коммунистам, так что его заявление не могло быть воспринято как заявление беспристрастного наблюдателя». Отсутствие у Америки прямых каналов связи между Вашингтоном и Пекином мешало возникновению даже жалкого подобия того взаимопонимания, которое наметилось у нее с Москвой. Несостоятельность дипломатических отношений и полнейшее неумение пекинского режима вести их с выгодой для себя привели к тому, что Вашингтон так и не получил сигналов от Пекина, способных предотвратить (если бы Вашингтон им поверил) вооруженное противостояние. Восьмого октября, на следующий день после того, как американские войска пересекли 38-ю параллель, Мао отдал приказ «китайским народным добровольцам» «отразить атаки империалистических Соединенных Штатов».
Много лет считалось, что усиленной 4-й полевой армией, вошедшей в Северную Корею неделю спустя, командовал ближайший соратник Мао – Линь Бяо. Сегодня китайцы это решительно опровергают. И хотя политический позор Линя может (что вполне объяснимо) толкать их на обман, существует достаточно подтверждений, чтобы серьезно отнестись к этой версии. Согласно военным источникам в Пекине, осенью 1950 года Мао и Центральный комитет призывали Линя возглавить китайскую армию, которой предстояло сражаться в Корее, и в первую очередь их выбор падал именно на него. Однако сам Линь решительно выступал против немедленного военного вмешательства. Он полагал, что НОАК еще не готова противостоять армии США. Он призывал повременить, если потребуется, год или больше, пока армия не будет переобучена и перевооружена. Особенно его беспокоила уязвимость незащищенной китайской армии перед американскими ВВС. Маршал Пэн Дэхуай, наоборот, сомневался, что в 1951 году и, если на то пошло, в 1952-м Китай будет лучше подготовлен к сражениям. Он считал (если использовать клише того времени), что «империалисты могут оказаться бумажными тиграми». Крупный, напористый, словоохотливый Пэн втолковывал своему штабу, что воля и мотивация способны компенсировать любые недостатки вооружения. Один из его бывших офицеров говорит, что Пэн от начала и до конца относился к войне в Корее не иначе как к продолжению освободительной войны против Гоминьдана[148]. Согласно мемуарам, опубликованным за авторством Пэна в 1981 году, 4 октября его внезапно вызвали из штаба, которым он руководил как главнокомандующий Северо-Западного Китая, чтобы он вылетел в Пекин для участия в конференции. Прибыв туда, он обнаружил, что Центральный комитет уже заседает, обсуждая отправку войск в Корею. На следующем заседании на другой день его назначили ими командовать. Нехитрая уловка – представить китайские войска в Корее как добровольческие – была нужна, чтобы не допустить полномасштабной войны с Соединенными Штатами и, прежде всего, снизить опасность массированного ответного удара Америки по материковой части Китая.
Изначально введенное в Корею формирование называлось 13-й армейской группой, она состояла из четырех армий, каждая из которых включала три пехотные дивизии численностью 10 000 человек, кавалерийский полк и пять артиллерийских полков. Ялуцзян (Амноккан) они перешли ночью по мостам. Их первой задачей было захватить достаточно широкий плацдарм на южном берегу, чтобы обеспечить себе пространство для развертывания. Если бы они позволили войскам ООН подойти к границе вдоль Ялуцзяна (Амноккана) и растянуться по ней, то переправа через реку стала бы для них чрезвычайно рискованной. Завершившая переправу первой 42-я армия блокировала дорогу, ведущую на северо-запад от Чосинского водохранилища. Тридцать восьмой армии предстояло перекрыть дорогу на север от Хичхона. Сороковая армия наступала из Синыйджу в направлении Пукчхина. Пятидесятая и 66-я армии двигались следом.
Невероятное для современной войны достижение: с 13 по 25 октября разведка армий Макартура не сумела обнаружить ни малейших признаков передвижений 130 000 солдат и носильщиков. Сочетание превосходной полевой выучки и маскировки, а также отсутствие использования ими каких-либо средств ведения войны, по которым обычно распознаются перемещения современных армий (радиообмен, активность механизированных частей, склады снабжения), помешали верховному командованию войск ООН заметить происходящее на их фронте. Прежде всего, пожалуй, потому, что генералы ничего подобного просто не искали. Они убедили себя к тому времени, что война уже почти закончена, и посмотреть свежим, непредубежденным взглядом просто не могли.
⁂
В ночь с 5 на 6 ноября, после катастрофы, постигшей 8-й кавалерийский полк, и разгрома большого количества крупных частей южнокорейской армии, командование ООН на какое-то время обеспокоилось настолько, что задумалось о масштабном отступлении. Однако утром 6 ноября выяснилось, что коммунисты сами отступают по всему фронту. После того как за десять дней им удалось самым драматическим образом перехватить инициативу и отбросить войска ООН назад в ряде сражений, они предпочли прекратить боевые действия. И снова их мотивы и намерения остались покрыты мраком неизвестности. Сегодня военные источники в Пекине заявляют, что в отступлении повинны проблемы со снабжением и координацией и что, продемонстрировав американцам готовность и способность вмешаться, китайцы намеревались немного повременить, чтобы посмотреть, внял ли противник их угрозам. Оба утверждения выглядят как минимум правдоподобными. Кроме того, по словам китайцев, целью отвода войск было «сыграть на самонадеянности противника»[149]. Однако сразу стало очевидно, что Макартур, совершенно не обескураженный первым ударом китайцев, считал, что коммунисты из кожи вон лезли, чтобы одолеть его войска, и потерпели поражение. Пекин, по его мнению, сделал свой выстрел, но никого им не напугал. Наступление войск ООН в направлении Ялуцзяна (Амноккана) предполагалось немедленно возобновить. Китайцы, в свою очередь, готовились их встретить.
Так кто же они были, бойцы этих «фанатичных орд», которым предстояло обречь армию США на одно из самых позорных отступлений в ее истории? Иногда мы забываем, что за двадцать лет войны в Китае многие набрались непревзойденного боевого опыта. «Мои первые детские воспоминания – о японцах, которые жгут и крушат все вокруг», – говорит Ли Хэбэй, двадцатидвухлетний командир пехотного взвода в составе 587-го полка, перебравшийся через Ялуцзян (Амноккан) 25 октября. Поначалу Ли служил в местном партизанском отряде, вооруженный лишь винтовкой кустарного изготовления, потом, когда ему было шестнадцать, дорос до НОАК и трофейного японского оружия, захваченного, когда японская часть проходила через его разоренную деревню. Как и тысячи политически сознательных молодых китайцев, он называл НОАК «большим университетом», поскольку именно в ее рядах он научился читать
