Последний шторм войны - Александр Александрович Тамоников
— Стой, не двигаться! — крикнул мичман. — Гарнизонный патруль!
И тут же кто-то там в темноте, такой же черный, бросился в воду. Даже в темноте было видно, как пеной взбилась вода от падения тела. Патруль подбежал к воде, и последнее, что успел увидеть мичман, — как что-то темное выгнулось горбом и ушло в воду метрах в десяти от берега. Это мог быть и дельфин, но кто-то неизвестный явно бросился с берега в воду. Собака? Собаки не ныряют. И тогда мичман принял решение, беря все на себя.
— Бойцы, огонь!
И он первый вытянул руку и выпустил несколько пуль в то место, где недавно что-то нырнуло. Матросы тоже выстрелили по два раза, но ничего больше не произошло. И не успело еще эхо отразить в скалах звуки выстрелов, как на «морском охотнике» коротко рявкнула сирена, а потом луч мощного прожектора упал на воду, скользнул к берегу и осветил трех патрульных моряков. «Ну все, нашумели, — со злостью подумал мичман. — Сейчас с борта сообщат на берег в штаб флотилии, а те в гарнизон, и через пять минут тут появится помощник коменданта, а я ему про русалок буду рассказывать. Больше ничего не придумаешь».
— Осмотреть берег! — приказал мичман и сам пошел, утопая по щиколотки в песке, к тому месту, где видел темное тело, которое потом, очевидно, и бросилось в воду.
Включив квадратный командирский фонарик, висевший на его груди на пуговице шинели, мичман осветил песок и присвистнул. Он увидел два отчетливых следа ног в ластах. Причем, как и положено, человек входил в воду спиной вперед. Когда к мичману направился патрульный матрос, то командир сразу остановил его и запретил подходить ближе. Волна усиливалась, и через несколько секунд вода слижет след. Мичман присел на корточки, чтобы рассмотреть рисунок следа. Потом пальцами измерил его длину.
— Больше ничего не нашли на берегу? — не поднимаясь, спросил мичман.
— Никак нет. Следов на песке не различишь, никаких вещей или предметов не нашли. Камни, ракушки, песок…
Машина остановилась у края пристани, и по молу пробежали трое офицеров и какой-то человек в гражданском и в шляпе. Все четверо ловко спрыгнули на песок и подошли к патрулю. Мичман сразу узнал помощника коменданта и вскинул руку к фуражке, но офицер остановил его и, кивнув на мужчину в шляпе, приказал:
— Докладывай старшему по званию — подполковнику Шелестову.
— Показывайте след, — приказал подполковник и шагнул было к воде, но мичман только развел руками.
— Волна пошла, товарищ подполковник. Слизала она след. Хорошо, я успел его вначале разглядеть.
— Где он был?
— Вот тут, на этом месте, — показал старший патруля, подведя офицеров к нужному месту. — Четко два следа, задом в воду ушел. А потом метрах в десяти показался и снова ушел в глубину. Мы стреляли на всякий случай, но за результат ручаться не могу.
— Хорошо, молодцы, — похвалил Шелестов и повернулся к помощнику коменданта: — Утром сразу водолазов сюда и проверить дно. А вы, мичман, хорошо рассмотрели след? Рисунок отпечатка сможете на бумаге изобразить?
А когда мичман показал размер следа, офицеры удивились. Слишком большой. Довольно крупный человек, размер ноги соответствует, наверное, 46-му размеру. Громила просто, а не человек. Но никто из патруля не подтвердил, что фигура выглядела в темноте массивной, очень крупной. Если человек, то вполне обычного телосложения.
— Или в ботинках, — вдруг вставил Шелестов. И когда на него удивленно уставились офицеры, он пояснил свою мысль: — Он бежал в одежде к берегу. Его здесь ждали с аквалангом. Переодеваться у него не было времени, и улики оставлять нельзя. Он надел снаряжение прямо на одежду, а ласты на ботинки. Вот вам и большой размер ноги получился.
Глава 7
Из Севастополя машина вышла рано утром. До Бахчисарая и водохранилища Эгиз-Оба ехать придется по очень плохой дороге, да еще большой участок пройдет через лесной массив Кара-Тау. Одна из точек, которую Хофер видел на карте еще в 1944 году, была отмечена именно там. Но что могла означать эта точка? Взорвать плотину? Да, в Крыму пресной воды всегда не хватало. Строительство плотины под Бахчисараем в низовьях балки Эгиз-Оба началось еще в 1927 году. А в 1935 году водохранилище ввели в эксплуатацию. А если не взрыв плотины, если еще хуже? Например, отравление воды?
— Скажите, Хофер, — сидевший на переднем сиденья Шелестов повернулся назад к немцу, — а вы видели в Крыму среди ваших служб какие-то химические или бактериологические службы?
— Вы думаете, что могла готовиться диверсия с отравлением воды в водохранилище? — сразу понял, к чему ведет подполковник, немец. — Нет, вряд ли. Я бы знал.
— Почему вы так уверены? — насторожился Сосновский. — Все можно было сделать с максимальной степенью секретности. И незачем посвящать в этот план многих.
— Вы, господин майор, судя по вашему правильному берлинскому говору, много лет проработали в Германии и должны знать немцев, — вдруг горько усмехнулся Хофер. — Химическое или бактериологическое оружие — это очень опасно. И даже если никто не собирался обезопасить на тот момент местное население, то себя бы командование обезопасило точно. Такие работы без представителей специальных служб и инспекций не проводятся. Даже при повышенной секретности мероприятия. Нет, это невозможно. Думаю, точка там поставлена по другой причине.
— Бахчисарайский дворец? — спросил Шелестов и отвернулся.
Эта мысль пришла ему в голову неожиданно, и Максим сразу понял, что это возможное объяснение интереса немцев к данном объекту. Не обязательно, что они что-то предприняли, но внимание было, готовность предпринять, возможно, тоже была. А вот в связи с чем? Немецкая разведка тоже работает. Они знали, что в Крыму может состояться конференция глав государств антигитлеровской коалиции. И она прошла два месяца назад в Ливадийском дворце в Ялте. Там диверсий не было. Либо наша контрразведка отвлекла внимание немцев от Ливадии, либо немцы отказались от идеи совершить диверсию, понимая, какие беспрецедентные меры безопасности будут приняты. И любая попытка совершить диверсию приведет лишь к большим потерям в местной резидентуре. Так произошло в 1943 году в Тегеране, так вычистили иранскую агентуру, когда готовился южный сухопутный путь для поставок в СССР по ленд-лизу.
Некогда впечатляюще красивая и в чем-то загадочная дорога из Севастополя в Бахчисарай через лесной массив Кара-Тау весной 1945 года представляла собой живописный, но местами суровый путь, где природа, пробуждающаяся после войны, носила на себе следы недавних боев.
Начинаясь от Севастополя в районе Сахарной Головки, дорога петляла между холмами, еще хранившими следы разрушений, — кое-где виднелись
