Последний шторм войны - Александр Александрович Тамоников
— Хорошо. — Буторин оторвался наконец от стены и, взяв второй стул, уселся напротив моряка. — А кто вас хотел убить и почему? Как кто-то в этом лагере мог узнать о ваших партизанских делах в Крыму? Вы этого человека тоже узнали?
— Нет, я не знаю, кто и как меня узнал, — помотал головой Маркин. — Загадка это для меня. Но больше меня убивать не за что. Интуиция морская, если хотите, подсказывает. Только вы этого лейтенанта не хватайте сразу, иначе ничего не узнаете. Ну того, с которым я дрался. У него ведь нож был при себе. И не кухонный, а настоящая финка.
— А если нет никакого подосланного к вам убийцы? — вдруг проговорил Коган. — Не мне вам объяснять, какие бывают срывы у людей, как люди от пережитого, от перенесенного с катушек съезжают. Похожи вы на кого-то, или просто рехнулся лейтенант, ополоумел, вот и задался целью именно вас убить. А?
— Понимаю я, о чем вы, — спокойно ответил Маркин. — Да, в немецком лагере насмотрелся на таких. Люди от отчаяния и сходя с ума на проволоку под напряжением кидались. На охрану кидались, и в них стреляли в упор из автоматов. Но тут другое. Этот вполне нормальным был. И в друзья ко мне набивался, вроде как изучал меня. Мы с ним частенько подолгу болтали о море. Только я как моряк говорил, а он — как культурный отдыхающий в Ялте. И не думал даже, что наша дружба таким боком ко мне повернется.
— Как он себя вам называл?
— Игорем Лихановым назвался. Да и администрация его так кличет, я слышал. С его слов, воевал на Втором Украинском, под Харьковом в котел угодил, а дальше — плен, лагерь.
— Ладно, — примирительно сказал Буторин. — Этого Лиханова мы проверим основательно, как и вас, впрочем, тоже. Так что не надейтесь, что будем верить вам на слово. Так что давайте отвечайте по существу. Итак, какая степень осведомленности у вас была, когда вы, как говорите, втерлись к немцам в доверие и получили доступ к информации?
— Слабоватая степень осведомленности была, — согласился моряк. — Да только до многого я додумывался сам, кое-какие документы успел посмотреть. Ну и на местах видел, куда машины гоняли, где строительство скрытно вели, а где неожиданно итальянцев видел. Немцев тоже моя осведомленность волновала и мое знание крымского побережья. Я не дурак, умею по вопросам составить свои ответы.
— Вот что, Платон Маркин. — Коган оценивающе посмотрел на моряка. — Поступим следующим образом. Вы пойдете в свою камеру, где получите необходимое количество листов чистой бумаги и чернил. Напишите все от начала и до конца. Опишите все эти месяцы в Крыму, когда были в подполье, когда у немцев служили. Как бежали, как попали в концлагерь. Не экономьте бумагу, пишите имена, фамилии, адреса. Что касается этого вашего визави, лейтенанта Лиханова, я думаю, мы устроим так, что он тихонько исчезнет из вашего барака и лагеря. Поработаем с ним отдельно. Говорите, Второй Украинский? Наведем справки. Скажите только вот еще что. С вами работали представители абвера или СД?
— Нет, я думаю, что все же военная разведка, — покачал головой Маркин. — Никаких СД или гестапо не было. Я даже видел среди тех, кто занимался этими подготовками, и немецкого военного моряка. Нет, точно военная разведка.
Когда моряка оставили в камере писать объяснения, Буторин с Коганом вышли на улицу и закурили. Никто не спешил делать выводы, каждый сверялся со своими подозрениями, симпатиями и антипатиями.
— Ну что скажешь, следователь? — наконец спросил Буторин, выпустив струю дыма и сплюнув себе под ноги. — Так красиво тебе когда-нибудь врали на допросах?
— А он не врет, Витя, — возразил Коган. — Спросишь, почему я так думаю? Ответить не смогу, но знаю, что не врет.
— Я так и думал. Смотрел ты на него слишком спокойно, — кивнул Буторин. — А сказать, почему веришь ему, ты можешь. Просто не все сформулировал в своих мозгах. А я вот тебе могу сказать, почему я не верю. Слишком много совпадений. Так не бывает в реальной жизни. Так только в выдумках бывает.
— Да не совпадение это, Витя, не совпадение. А просто кто-то почуял угрозы и пытается заткнуть свидетелям рты. Не доказано, что Хофера в том лагере пытались отравить, не доказано, что драка здесь — покушение. Не доказано, что Хофер — разведчик, что именно он в Крыму участвовал в подготовке диверсий на послевоенный период. Давай лучше трясти Лиханова.
Когда Шелестов узнал о событиях в лагере под Наро-Фоминском, он тут же велел брать задержанного за драку бывшего военнопленного лейтенанта Лиханова и везти его в Москву. На Лубянке, когда лейтенанта отправили в камеру внутренней тюрьмы, Шелестов приказал группе следовать за ним. К большому удивлению оперативников, когда они вошли в кабинет Платова, Сосновский уже был там.
— Так, все в сборе, — сказал Платов и кивнул на стулья.
Комиссар госбезопасности поднялся из-за своего стола и прошелся по кабинету, глядя на носки своих сапог. Группа ждала, чувствуя, что происходит что-то важное. Наконец, Платов заговорил, сев на свободный стул возле оперативников.
— Разворошили вы осиное гнездо, аж не знаю теперь, за что в первую очередь хвататься.
— Так, значит, это все взаимосвязано? — спросил Шелестов и вопросительно посмотрел на Платова, потом на Сосновского.
— Да, можно сказать и так. Дело мы имеем сплошь с покойниками, но это как раз и наводит на серьезные размышления. Следователи сразу стали направлять запросы по своим проверяемым. И теперь приходят ответы. Этот ваш лейтенант Лиханов Игорь Степанович — никакой не Лиханов. Он Павел Минченко, бывший боец Красной Армии. Попал в сорок первом в плен в Прибалтике, был завербован абвером, прошел подготовку в разведывательно-диверсионной школе под Таллином. Был заброшен сюда с заданием. А лейтенант Красной Армии Лиханов погиб в концлагере Штуттгоф на севере Польши недалеко от Данцига. Часть выпускников
