Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий
Ленин в конце концов счел нужным отказаться от публичного использования лозунгов пораженчества[234]. Одной из причин, заставивших лидера большевиков перестать развивать эту тему, была негативная реакция членов партии, в особенности тех из них, кто находился в России. А. Г. Шляпников так вспоминал о реакции партийных активистов-рабочих в Петрограде:
…лозунг «поражения царской монархии» вызвал кривотолки. Приходилось объяснять и толковать его исторически, рассматривать в связи с нашим отношением к политике царизма, как внутри страны, так и в международном отношении, и очищать от пораженческой, стратегической спекуляции на этом лозунге врагов нашей партии и агентов германского генерального штаба[235].
Даже лозунг гражданской войны, не вызывавший столь острых возражений в большевистской среде, принимался не всеми и не сразу; у него были и свои оппоненты, и свои сторонники, хотя часть последних поддержала Ленина лишь с оговорками. Еще более спорным для многих рабочих активистов был лозунг поражения «своего» правительства.
Вместе с тем некоторые видные российские чиновники считали распространение идей пораженчества серьезной угрозой; показательно, что оно — наряду с темой гражданской войны — рассматривалось в служебной переписке глав правительственных ведомств (возможно, впрочем, что все антивоенное движение описывалось в этих текстах как «пораженческое»). В августе 1916 года министр внутренних дел А. А. Хвостов писал министру юстиции А. А. Макарову:
С началом нынешней войны известная часть русских революционных партий примкнула к так называемому пораженческому течению, идея коего заключается в том, что начатая европейскими государствами война — империалистическая, вызванная агрессивной политикой правительств, что эту войну социалисты всех воюющих государств должны стремиться, в интересах международного социализма, превратить в войну гражданскую — против своих же правительств, и что, наконец, русские социалисты должны превратить нынешнюю войну — в войну гражданскую для борьбы с «царизмом», уничтожения коего можно достигнуть только путем военного поражения России[236].
Современный исследователь отмечает, что для Ленина требование гражданской войны не было риторическим преувеличением; он понимал этот лозунг как буквальный и актуальный, подлежащий скорейшей реализации[237]. Справедливо, однако, и обратное утверждение: некоторые сторонники Ленина трактовали требование превращения империалистической войны в гражданскую как риторическую фигуру, а не как руководство к немедленным и решительным «военным» действиям; иногда термин гражданская война использовался как синоним слова революция, иногда — как классовая борьба.
Не без труда и не вполне в соответствии со взглядами Ленина тезис о превращении «империалистической» войны в гражданскую усваивался и большевиками в России, но при этом сторонники этого лозунга требовали разъяснений. А. Г. Шляпников был ценным сотрудником Ленина, в годы мировой войны он работал то в эмиграции, то в России, возглавляя Русское бюро ЦК. В ноябре 1914 года он писал Ленину:
Я совершенно согласен с вами, что необходимо вести работу в направлении использования военного кризиса для развития «гражданской войны» на почве демократических лозунгов для каждой страны. Но ведь необходим какой-либо конкретный лозунг, на почве которого могли бы развернуться желанные нам события. Этот лозунг — «прекращение взаимной бойни» — вытекает даже из передовицы, печат<анной> в «Соц<иал>-Дем<ократе>», где вы говорите… «одурачение рабочих и истребление их авангарда»… — «Долг» же социалистов — прекращение самоистребления наших сил и направление их на истинных врагов рабочего класса и «виновников» войны. Лозунг «долой войну» — всюду революционный лозунг[238].
Шляпников заявлял об общей поддержке тезиса Ленина, но считал, что массы должны быть подготовлены к восприятию такой пропаганды, а этому может послужить антивоенная агитация:
Выдвигание «мира» у нас, например, толкнет к нам всю демократию, которая от этой войны только разоряется. Во имя этого «прекращения бойни» можно поднять борьбу во всех странах, это может послужить объединяющим моментом для пролетариата всех стран. Я не вижу, чтобы у нас с Вами были «расхождения». Как практик, я стараюсь «конкретизировать», популяризировать нашу общую идею, сделать ее «переваримой» для той массы, которая будет вести гр<ажданскую> войну. Так, как я пишу, поступал бы я в Питере[239].
В марте 1916 года А. Г. Шляпников так характеризовал позицию Петербургского комитета большевиков:
Их принципиальная позиция по отношению к войне остается прежней. Гр<ажданская> война как лозунг дня против имп<ериалистической> войны ими усвоен, хотя в общем под этим вопросом публика понимает вооруженное восстание. Популяризации этого лозунга до сего времени не было (Ее ждут от Ильича)[240].
О том же Шляпников писал в это время Ленину:
Особенно настаивает публика, что б был популярно и основательно развит лозунг что такое гражд<анская> война? Недовольна наша публика слишком ругательным характером некоторых статей из «Социал-Демократа» и их малой доказательностью. От Вас требуют большей доказательности и основательности. <…> От Вас ожидают большего. Вообще заметьте и «исправьтесь», к Ленину публика требовательна![241]
Прошло более года, но восприятие лозунга гражданской войны активистами-подпольщиками оставалось практически тем же: радикальный политический призыв был «усвоен», но он оставался при этом недостаточно ясным и конкретным.
Эти свидетельства Шляпникова подтверждаются и иными источниками. Примерно в это же время, весной 1916 года, А. И. Ульянова-Елизарова писала из России Ленину, что лозунг гражданской войны многим непонятен, поэтому некоторые видные члены партии не считали возможным его выставлять[242].
И те видные социал-демократы, которые после колебаний поддержали в принципе курс на перерастание империалистической войны в гражданскую, расшифровывали этот лозунг по-разному, обсуждали разные пути его осуществления. Так, А. М. Коллонтай зарекомендовала себя в это время как горячая сторонница Ленина; она полагала, что именно он является нужным человеком на нужном месте:
По мнению Ленина, мы накануне соц. революции. <…> Если мы близки к действительной соц. революции — Ленин подходящий вождь и его прямолинейность сослужит службу. Да и рабочим она понятнее, ближе, чем «гибкость» Мартова[243].
Вместе с тем не все «прямолинейные» лозунги Ленина Коллонтай готова была принять без оговорок. Она писала Н. К. Крупской:
Признаю правильность выдвинутой тов. Л<ениным> и поддерживаемой Вами, Над<ежда> К<онстантиновна>, линии «гражданской войны», как единственно правильного способа вывести межд<ународный> раб<очий> социализм из того тупика, в кот<ором> мы очутились. Но нахожу, что наметить линию, направление — этого мало, а ведь «гражд<анская> война» — это именно линия. Чтобы дать ей осуществиться, надо еще определить те определенные, конкретные задачи, требования, какие могут одушевить массы и толкнуть их теперь, в это запутанное время на правильный, революционный путь[244].
