Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов

Н.М. Шверник, И.В. Сталин и Г.М. Попов на трибуне Мавзолея.

1 мая 1949. [Из открытых источников]

Но не останавливаться ведь на этом. Город должен стать образцом для всех столиц мира, должен дышать современностью, должен быть устремлен в светлое будущее!

А что для этого нужно еще? Мосты? Набережные? Парки? Над этим надо крепко покумекать. Набраться впечатлений и идей. Причем прежде, чем встречаться с главным архитектором Москвы товарищем Чечулиным, с руководством Москвы, с привычным авторитетом в делах архитектуры Лаврентием Берией, на которого вместе с Поповым политбюро возложило наблюдение за строительством московских многоэтажек.

Перед тем как встречаться и обсуждать что-то с профессионалами, будь то дипломаты, ученые, военные или даже художники, Сталин всегда тщательно готовился, уточнял, вникал и уже затем поражал всех своей компетентностью. Только Поскребышев порой и знал, как и откуда бралась эта удивительная осведомленность по всем вопросам.

Раздумья о Москве вывели Сталина и на мысли о постоянных стычках первого секретаря Московского обкома с различными союзными министрами. Георгий Попов ему нравился – толковый, грамотный руководитель, энергичный, решительный, дисциплинированный. Во время войны, при Щербакове, еще будучи вторым, он проявил себя настолько хорошо, что после смерти Александра Сергеевича вопрос о его преемнике, по сути, даже и не стоял.

То, что он всеми силами и способами старается для Москвы и области, конечно, похвально. И то, что конфликты при этом практически неизбежны, Иосифу Виссарионовичу тоже объяснять не было никакой необходимости. Ну, к примеру, главный дефицит сейчас жилье. И каждое министерство выбивает фонды для того, чтобы построить его для своих сотрудников. А Попов твердо стоит на том, что все фонды и средства должны контролироваться и распределяться городом.

Вот те же высотки поначалу намеревались полностью поручить МВД и строить силами заключенных. И Берия, и министр Круглов уже потирали руки. Но Попов категорически возражал против массового ввоза в столицу такого контингента, добивался максимальной занятости для московских рабочих. Сталину пришлось пойти на компромисс. Главное здание МГУ и дом на Котельнической набережной он, так и быть, оставил за МВД, Министерству путей сообщения поручил возводить свою ведомственную высотку у Красных Ворот, Министерству строительства предприятий тяжелой индустрии – дом на площади Восстания, Министерству авиационной промышленности – гостиницу «Украина». Попова же, чтобы не обижался, обязал контролировать строительство всех высотных зданий. Кстати, московский секретарь тут же добился и решения сдвинуть здание университета чуть подальше, вглубь Ленинских гор. И ему пошли навстречу.

– Вот еще Мильтиад и Фемистокл из Замоскворечья! – добродушно ворчал Сталин после очередного замирения Попова с одним из министров.

– Почему из Замоскворечья? – переспросил Поскребышев, хотя уже хорошо знал эту привычку Хозяина шутливо величать современников некими классическими или мифологическими именами. Это как-то давно он было удивился, что Сталин начал диктовать ему письмо: «Новоявленному Данте, т. е. Конраду, то бишь Демьяну Бедному…» А сейчас знал. Но знал и то, что, переспросив, доставит ему удовольствие.

– А вы разве не знаете, кто были Мильтиад и Фемистокл?

– Конечно знаю. Полководцы в Древней Греции, – без запинки ответил секретарь.

– Правильно. А чем они отличались?

Шифротелеграмма И.В. Сталина Н.С. Хрущеву, написанная А.Н. Поскребышевым, о положении в приграничных районах Украины. 2 апреля 1941

Подлинник и копия. Машинописный текст. Автограф А.Н. Поскребышева. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 59. Л. 5–6]

Не услышав быстрого ответа, Сталин достал из книжного шкафа том энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, отыскал статью «Фемистокл», указал пальцем нужное место:

– Читайте вслух.

Поскребышев послушно озвучил указанную фразу: «После Марафонской битвы он, как говорили, не спал по ночам и на вопрос друзей отвечал, что “слава Мильтиада не дает ему спать”».

– Вот, вот… Чужая слава их волновала. И оба они кончили печально, – удовлетворенно заметил Сталин и подвел итог: – Так и наши доморощенные, замоскворецкие – завидуют один другому, а дело страдает.

Через год правота Георгия Попова во многом подтвердилась. Дотошный Лев Мехлис со своим Министерством госконтроля выявил, что в Министерстве путей сообщения уже разворовано пять с половиной миллионов рублей. Соответственно министра Ивана Ковалева сняли и отправили советником в Китай. Поставили опытного Бориса Бещева, которого за умение, энергию и предусмотрительность еще с войны прозвали Вещим. Затем выяснилось, что из числившихся на стройке МГУ семи тысяч человек реально работало менее трех. Остальные занимались учетом, бухгалтерией и охраной заключенных. Начальнику Главпромстроя МВД генералу Комаровскому ничего не оставалось, как согласиться на замену части заключенных вольнонаемными строителями.

Попов не оставлял министров в покое и на городских партконференциях, делегатами которых все они были. Тому же Круглову, чьи строители сорвали ввод в строй водопроводной станции, он с трибуны заявил: «Вы поставили на пятисотмиллионный объем финансирования руководителем не специалиста, а оперативного работника, так как все лучшие кадры переводите на строительство Волго-Донского канала».

Они жаловались Сталину. К нему же шел за защитой и Попов. Сталин старался мягко уладить эти конфликты. Когда Хозяин видел, что люди горячо переживают за дело, он был снисходителен. Но всему есть предел. Поскребышев видел, как последний раз, увидев перед собой нахмуренный лоб Попова, Иосиф Виссарионович, уже не дожидаясь слов, спросил:

– Ну ладно, чем обеспокоены? Опять не поладили с министрами? Опять двинулись на Комаровского?

Поскребышев прекрасно понимал, что дело тут не в самом его полном тезке Александре Николаевиче Комаровском, толковом инженере, на котором не только строительство Московского университета, но и важнейшие объекты «атомного проекта». За Комаровским – Берия. Кстати, и у самого Лаврентия были трения с Поповым по строительной части. А Берия со своей дороги убирает всех не мытьем, так катаньем, а точнее, по его собственному выражению, «обмазываньем».

В январе на объединенном пленуме московских городского и областного комитетов ВКП(б), где присутствовал и Поскребышев, вдруг против Попова выступил слушатель Московской партшколы Кирилл Макаров. Он говорил о зажиме критики, излишнем афишировании успехов, о том, что все вопросы в Московской организации решаются не всеми коммунистами, а лишь узким кругом соратников Попова.

«А, собственно, где у нас иначе?» – внутренне усмехнулся Поскребышев.

Попов, конечно, возразил, заодно напомнив, что товарищ Макаров давно отошел от московских дел и сегодня лучше должен разбираться в делах украинских. Намек был понятен. До поступления в партшколу этот человек уже десять лет как работал на Украине, куда взял его с собой Никита Хрущев. Теперь Макаров вернулся и, возможно, готовит почву для своего шефа, который тоже давно не прочь покинуть Киев.

Тем не менее это событие с помощью некоторых заинтересованных