Москва-1980 - Михаил Востриков
«А в это время, — вспомнил я университетский курс „Истории России“, — В „сиволапой“ Москве уже открыли кремлёвский водопровод, и бань в городе было так много, почитай в каждом дворе, плюс общественные, что ещё в XVI веке Приказ Большого прихода Бориса Годунова от них получал пошлин на тысячу пятьсот рублей в год, огромную сумму по тем временам».
— Пшёл вон со двора, блохастик! — так в Москве ласково говорили «пахучим» работникам, — После бани придёшь.
Но это я так, к слову…
Инквизиция
А эту жуткую историю мне поведал за обеденной кружкой пива Pilsener один бенедектинский монах из Эммаусского монастыря. Мужчина средних лет с грустными и умными глазами, которого я угостил в корчме «U Krále Brabantského» именно ради этой, только что закончившейся в Праге церковной истории. Вот она. В моём изложении конечно:
У владельца замка в Велких Лосинах князя Пршемука III и его жены Альжбеты было семеро детей, но при начале эпидемии выжили только двое их маленьких сыновей. Когда их родители тоже умерли, опеку над братьями взяла их бездетная тётка — графиня Ангелина Сибила, рьяная католичка, воспитанная иезуитами.
И началось…
Перед Пасхой, одна женщина из Велких Лосин — Дорота Гроерова пожаловалась своей соседке, что её корова давала мало молока. Соседка посоветовала ей «народный способ»: украсть из церкви Святое Причастие и скормить его корове. Но эту кражу должна совершить не она. Такой вот был народный способ увеличения надоя у домашней скотины! Говорят работал.
И Дорота Гроерова попросила сделать это (украсть Святое Причастие из церкви) местную нищенку Марину Шухову. Но та была поймана с поличным, всё рассказала и была отправлена в тюрьму. А графиня Ангелина Сибила обратилась с заявлением о возможном колдовстве на вверенной ей территории Велких Лосин к Великому инквизитору Праги, 67-летнему Боблигу, по этому времени уже глубокому старцу с его истовой верой в своё особое предназначение.
Пытал Боблиг подозреваемую следующими разрешёнными способами:
Сначала он раздробил Марине Шуховой пальцы на руках, потом по очереди обувал ноги женщины в «испанский сапожок», сломав ей голени, и только потом… голую подвесил её на дыбе и стал жечь кожу церковными свечками. По предписанию из Рима пытки эти могли длиться не более пятнадцати минут и повторяться не более трёх раз. Вот только за исполнением этого предписания никто не следил, так что пытал он Марину Шухову до тех пор, пока она не созналась в колдовстве и соучастии в преступлении ещё трёх женщин.
Три эти женщины, также подвергшиеся пыткам Боблига, быстренько во всём признались и были прилюдно сожжены, но перед смертью обвинили множество других жителей Велких Лосин и соседнего Шумперка в колдовстве и участии в шабаше возле Петровых камней.
И пражская папская Инквизиция в конце XVII века, когда в других европейских странах костры под ведьмами уже давно погасли и саму Инквизицию уже активно сворачивали, заработала в полную силу! Это было удивительно ещё и потому, что Чешское королевство папская Инквизиция во время своего расцвета обошла стороной. Ведь страну полностью разрушили гуситские войны, которые на поверку оказались гораздо страшней папской Инквизиции.
Кроме признаний в колдовстве и шабаше у Петровых камней, женщины признавались, что колдовали над сердцем умершей жены князя Пршемука III — Альжбеты. Это уже была какая-то «идэ’фикс» самой графини Ангелины Сибилы, которую она навязывала всем осуждённым. Однако, когда была вскрыта серебряная рака, где хранилось сердце Альжбеты, то его там не оказалось. И это стало поводом к обвинению ещё большего количества женщин, которых уже арестовывали пачками. Они быстро признавались, оговаривали следующих и сжигались на кострах. Не признавшиеся, а такие тоже были, после пыток умирали мучительной смертью в тюрьме.
В самом начале 1680 года молодой католический священник Томаш Кёниг был направлен в тюрьму Праги исповедовать уже осуждённых на костёр женщин. И он выбежал оттуда в ужасе! Все женщины каялись только в одном грехе — оговоре! И Кёниг через голову Боблига донёс об этом оломоуцкому епископу. А Боблиг тут же обвинил в колдовстве самого Кёнига и уже было собрался его судить… но не успел. Епископ перевёл Кёнига в другой город, где тот и сам по-быстрому умер.
Однако процессы Боблига над несчастными женщинами всё же были остановлены, а опекунство графини Ангелины Сибилы над братьями-княжичами аннулировано. Этим и закончились огульные обвинения в колдовстве. Всего в Велких Лосинах были сожжены — пятьдесят шесть женщин, а в Шумперке — двадцать пять.
Вот такая она была, папская Инквизиция Праги в 1680 году, когда устроила на своём закате показательный кровавый беспредел на весь мир! Ну а что вы хотели, Инквизиция же…
«Совиная голова»
Он эффектно возник ниоткуда. Со звуком взрыва и запахом серы! Прямо посреди переулка рядом с корчмой «U Krále Brabantského». Видимо хотел произвести впечатление.
— Кармадон «Совиная Голова», грандмейстер Трибунала Доглядов Инших Москвы, — представился он мне, — Поговорим?
Я кивнул. Предвидел же такой разговор, чего уж было ломаться. И вот мы уже второй час с ним беседовали. Прикольный панэ.
Круглые глаза, крючковатый нос, кустистые брови и взгляд, от которого кровь стыла в жилах. Действительно, он был похож на сову — один из старейших и сильнейших магов средневековой Европы.
Его полное имя — Людвиг Иероним Мария Кюхбауэр, также известный в различные времена как Дункель и Оливер Розендорфер. Он примкнул к Трибуналу Доглядов Инших Москвы, когда в Святой земле ещё жили одни сарацины. А в грандмейстеры его произвели два века назад, когда он создал свой знаменитый артефакт «Зеркало Тени» — его поверхность в форме параллелограмма напоминала спокойную синюю воду со светящимися голубыми краями. Владелец зеркала обращался к нему с помощью специального заклинания и поверхность показывала желаемое.
И это всё про себя он мне рассказал сам за кружкой пива Pilsener с кнедликами.
Молодые Иншие в Москве 1980 года его уже не знали. Последние сто лет «Совиная Голова» тихо заведовал пражским схроном Трибунала для артефактов
