No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Франсиско Мероньо Пельисер

— Что ж, согласен. Но есть же еще возможности заработать и не прибегать к такому крайнему способу!

Всю дорогу мы обсуждаем случившееся, и каждый старается выразить свое мнение, но все сходятся в одном — виноват фашизм и эта проклятая война.

...Резкий звук сирены врывается в открытое окно комнаты, прерывая сладкий утренний сон.

— Хакобо! Хакобо! Ты слышишь, тревога?! Быстро вставай! Фашисты, вероятно, будут бомбить порт, вчера в него вошли два советских корабля! Может быть, и наша помощь потребуется?

— Да пусть бомба упадет хоть на меня — все равно не встану так рано! — отвечает Хакобо, отворачиваясь к стенке.

Я выбегаю из комнаты и, перепрыгивая через три ступеньки, выскакиваю на улицу. Внизу, на берегу моря, уже подготавливают убежища, и несколько летчиков поспешно пытаются впихнуть в одно из них толстого министра Прието, который уже не жалуется на грубое к нему обращение и не отрывает глаз от неба.

Сквозь плотные облака едва заметны фашистские самолеты. Только благодаря ярким отблескам утреннего солнца, отражаемого гладкой поверхностью их обшивок, и редким разрывам в облаках мы можем различить, что прямо над портом летят три итальянских бомбардировщика типа «Савойя». Небо, море и суша — все внезапно наполняется оглушительными взрывами от сбрасываемых фашистами бомб и ответными выстрелами зенитных пушек. Наши зенитчики работают из рук вон плохо: ни один из их обстрелов не может увенчаться успехом. Кто-то из наших возмущенно восклицает:

— Почему мы так плохо стреляем?!

И действительно, самолеты противника находятся на высоте шести тысяч метров, а зенитные снаряды едва достигают двух.

— Ребята, бегом на батарею к нашим зенитчикам! — кричит Ариас.

И все летчики как один устремляются за ним.

— Что вы задумали? Разве не видите, что снаряды не достигают и половины необходимой высоты! Наши зенитки, наверное, и не рассчитаны на большее!

Недолго думая, мы вносим необходимые коррективы, рассчитываем направление и силу ветра, стараемся стрелять на упреждение. И вот три зенитки одна за другой стреляют в направлении противника. На этот раз они наносят более точный удар: облако черного дыма появляется совсем рядом с вражеским самолетом.

— A-а, видите? Им не понравилась наша шутка!

— Задело! — радостно кричим мы в один голос.

Но нет, машина продолжает полет и теперь берет

курс на нас. Через секунду из ее грозных пулеметов вырывается шквальный огонь. Свист рассекающих воздух, разогретых докрасна пуль острой болью врезается нам в уши. Бомбы поднимают столбы воды, грязи и песка. Одна из них падает совсем рядом с траншеей — на то место, где мы находились минуту назад.

Мы поспешно бросаем артиллерийские орудия и бежим на помощь нашим товарищам, остававшимся на том самом месте, где взорвалась бомба. К счастью, они все живы и даже смогли выбраться из траншеи собственными силами. Их так перепачкало грязью, что трудно определить, где кто. Только Прието мы узнаем сразу же. Теперь он похож на большой обвисший мешок, а глаза испуганы, словно у бешеного судака.

Увидев эту картину, мы едва сдерживаемся от

смеха. Но тут Прието поднимает веки с налипшей на них грязью и дрожащими губами изображает легкую ироническую усмешку. Больше мы не в силах сдерживать себя и дружно начинаем громко хохотать. Вдруг в нижнем белье, потягиваясь, появляется мирно проспавший все это время Хакобо. Его заспанная физиономия отлично сочетается с развалинами только что рухнувшей от взрывной волны крыши и вызывает у нас новый приступ смеха...

ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ

В конце апреля началось новое наступление на Арагонском фронте. Естественно, это наступление противника! Нам не хватает танков, самолетов, артиллерийских орудий, пулеметов, винтовок, патронов, продовольствия. Единственное, что у нас есть, — это мужество и отвага, но одним этим не остановить врага...

Эскадрильи республиканской авиации, как всегда, в спешном порядке с Центрального, Арагонского и Каталонского фронтов перебазируются в Лирию, Кампорроблес, Сагунто, Вильяр-дель-Арсобиспо, Реус и на другие аэродромы, расположенные на побережье Средиземного моря. Мы должны попытаться сдержать натиск врага, рвущегося в направлении. Валенсии, Кастельон-де-ла-Плана и Тортосы. Всего у нас около 150 потрепанных в боях машин. У фашистов же примерно 500—600 новеньких самолетов, недавно доставленных прямо из Германии и Италии. Этот разрыв в количестве все время растет, и его нельзя восполнить высоким боевым духом наших летчиков.

Отлично отдохнув в «Мальварросе», мы возвращаемся на фронт, в наши эскадрильи, чтобы продолжить борьбу против фашистской чумы. Из Лирии наши

1-я и 4-я эскадрильи берут курс на Реус, чтобы оттуда отправиться в Кампорроблес. В воздухе мы делаем прощальный круг над домом отдыха, который недавно оставили, и видим, как девушки из обслуживающего персонала машут нам белыми платками. Эта часть средиземноморского побережья называется Коста Брава — Отважный Берег. Его украшают небольшие горы, белые песчаные пляжи, на которые набегают голубые волны, меняющие при откате с берега цвет почти в черный. Затем мы летим параллельно дороге, которая впоследствии поднимается в гору, закручиваясь в спираль, и теряется за склоном, чтобы потом снова выйти к морю. После того как мы пролетаем над Кастельоном, селения практически не попадаются. Лишь изредка в низинах можно увидеть несколько домиков, а в небольших заводях на волнах мирно раскачивающиеся рыбацкие суденышки.

Реус появляется внезапно. Не успев опомниться от своих мыслей, мы видим, как перед нами возникает темно-серое пятно города. Высокие темные трубы химических заводов выбрасывают в небо едкий дым. Легкий бриз подхватывает его и несет над городом, заполняет узкие улицы, маленькие площади и, наконец, выносит за город, где ему преграждают путь столетние деревья. Там же из города выходит дорога, ведущая в Барселону. На берегу моря виднеются два огромных металлических ангара с открытыми настежь воротами. Туда-то и направляет свой самолет командир эскадрильи Фернандо Клаудин. При нем, как и при капитане Агирре, дисциплина в эскадрилье — весьма условное понятие. О ней не говорят, ее не навязывают. Каждый расценивает ее на свой лад. Это личное дело каждого.

Вот один из примеров. Игнасио Гандиа, всегда серьезный, молчаливый, никогда не нарушавший дисциплину полетов парень, сегодня, после того как мы поднялись в воздух, задурил. Проносясь на огромной скорости прямо над взлетной полосой, он начал одну за другой выполнять фигуры высшего пилотажа: на форсаже взмыл вертикально вверх, затем выполнил бочку, полубочку, петлю Нестерова. Мы видим, как самолет начинает пикировать, теряя скорость, — и в этот момент летчик потерял управление. Неуправляемый самолет неуклонно